Автопортрет, или Записки повешенного - Борис Березовский

На президентских выборах 1996 года позиция моя была однозначна: поддержка президента Ельцина, та поддержка, которая позволила ему добиться победы 3 июля. В чем выражалась эта поддержка? Ну, в деньгах колоссальных, которые были потрачены на президентскую кампанию. И главное, что могли обеспечить мы, новый российский бизнес, была интеллектуальная поддержка. Мы смогли собрать в единое целое лучшие мозги в России для того, чтобы Россия могла продвигаться естественным, правильным путем.

Конечно, Ельцин – сложная фигура, конечно, история рассудит. С моей точки зрения, он фигура положительная. Но огромная ошибка президента, что он не создал в реформаторском крыле ничего достойного для продолжения этой идеи. Ельцин решил главную проблему для России – проблему перехода от одного общественного строя к другому общественному строю. Больше ни одной проблемы Борис Николаевич не решил. Борис Николаевич не имел никакого стратегического плана, ни политического, ни экономического. Да, в общем, честно сказать, на него и не претендовал. Брал людей на подряд. Гайдара, Чубайса, Черномырдина. Люди не справились. Борис Николаевич у нас не такой уж был знаток человеческих душ. Кадровая политика была отвратительная.

Как известно, речь невольно фиксирует устоявшиеся в сознании представления. В 1991 году народ России свободным волеизъявлением с неподдельным энтузиазмом впервые в своей истории избрал президента Ельцина. Именно Борис Ельцин отстоял право быть избранным, а не назначенным. В 1994 году ближайшее окружение президента стало иногда робко и, безусловно, по собственной воле называть его «царем». Борис Николаевич поощрял такие разговоры, во всяком случае, не смущался, когда его величали царем. Сам он как-то назвал себя Борисом Первым. Самый «молодой реформатор» Борис Немцов сказал, что если Ельцин – царь, то он (Немцов) – монархист. Выдавливать из себя по капле раба – задача непростая даже для президента России.

Я с Ельциным встречался, но не так часто, как об этом писали. Мне кажется, я достаточно хорошо понимал его как человека, в то же время многое, несмотря на это понимание, осталось для меня без ответа. Он был, по моему разумению, типичный русский царь со всеми следствиями из этого качества. Он был бесстрашен, но старательно вытаптывал пространство вокруг себя, не оставив около себя ни одного сильного человека. Никого разумного близко не подпустил. Я не хочу сказать, что он растоптал, но он вытоптал вокруг себя поляну и никакого реформатора, который последовательно многие годы стоял бы рядом с ним и мог бы продолжать его дело, – никого не было. Он просто считал, что все должны получать благо или блага из его, царя, рук, не допуская мысли о том, что еще кто-то может сделать благо для России. Я не хочу сказать, что Ельцин боялся сильного человека рядом с собой. Он вообще не понимал, что кто-то с ним может конкурировать.

Поэтому к 1999 году мы подошли с очень печальным результатом. Власть металась в поисках преемника: Черномырдин, Кириенко, Примаков, Степашин – это было, по существу, метание президента, который осознал свою ошибку в этом плане. Ельцин настолько ощущал себя царем, что он либо останавливал свой взгляд на ком-то, либо не замечал. Тех, с кем Ельцин общался, он выбирал сам. Надо знать Бориса Николаевича, чтобы понимать, сколь бесплодны были попытки оказать на него давление. Конечно, очень многое зависело от того, что и как говорить. Наконец, выбор преемника произошел, президентом стал последний премьер Путин.

Я хочу развеять несколько мифов – по поводу угрозы, которой Ельцин боялся. Ельцин был абсолютно смелым человеком. И есть яркий пример, который это демонстрирует, – когда он накануне президентских выборов 1996 года стал освобождаться от самых своих, так скажем, близких: сначала уволил Грачева, а в интервале между первым и вторым турами президентских выборов, когда результат был совершенно неочевиден, отправил в отставку Коржакова с Барсуковым и тем самым оказался без поддержки кого-либо из силовиков. Сосковец не был силовой опорой, поэтому я его не называю. А вот эти люди были его силовой опорой, на кого он мог рассчитывать в случае мятежа, грубо говоря. Была угроза и импичмента, и неповиновения.

Ельцин был абсолютно последовательным, служил идее, служил России, а не себе. Это он научил миллионы россиян быть свободными. Он это совершенно четко сформулировал в своей прощальной речи 31 декабря 1999 года: «Я сделал Россию свободной». Но в Кремле никогда не было стратегии – ни внешнеполитической, ни внутриполитической. Либеральные реформы – это инструмент для того, чтобы народ жил лучше, однако это не технология и не самоцель. Ельцин аналитической стратегией не обладал. И те люди, которые его окружали, к сожалению, не смогли эту стратегию создать. Хотя Ельцин обозначил приоритеты и в этом смысле был последователен.

Ельцин не определил места России в изменившемся мире, не идентифицировал внутренние проблемы. Все, что нужно было делать, Ельцин делал на абсолютно интуитивном уровне. Он интуитивно ощущал, что либеральное государство лучше тоталитарного, хотя часто был противоречив в своих действиях. Одно из проявлений этой интуиции – его совершенно патологическое стремление к свободе прессы. Как над Ельциным, пресса не издевалась ни над кем: он и вечно пьяный, и неуклюжий, и недалекий. Борис Николаевич все стерпел. Когда некоторые люди пытались заткнуть НТВ и Коржаков уже практически проводил решение, что сейчас на НТВ будут санкции и так далее, Ельцин собрал журналистов и сказал: «Никому не позволю затыкать журналистам рот! И прежде всего – журналистам НТВ». Это были слова Ельцина, и я свидетель этих слов. Он сказал, что будет укреплять свободу слова, и дал еще больше точек опоры в этой свободе.

Ельцин служил идее освобождения России от рабства и добился колоссальных результатов на этом пути. В том, что он интуитивно понимал, что поступает правильно, что он пытается освободить Россию от многовекового рабства, у меня никаких сомнений нет. Когда я писал Манифест российского либерализма, я написал посвящение Ельцину: «Великому реформатору Ельцину Борису Николаевичу, который сделал, но не объяснил, посвящаю». Но Ельцин допустил ряд грубейших принципиальных ошибок. Ельцин не допускал исторических ошибок, но он допустил целый ряд ошибок стратегических. Самая крупная в этом ряду – война в Чечне. Как можно было, меняя одну общественную формацию на другую, ввязаться еще в войну? И где – на Кавказе? Это же нужно умудриться такое сделать.

Другая ошибка – Ельцин не заботился о преемственности власти. То есть он задумался об этом под давлением внешних обстоятельств впервые только в 1998 году, когда после снятия Черномырдина и назначения премьером Кириенко началась чехарда, которая была прямым следствием стратегической ошибки Бориса Николаевича. Ельцин очень долго не думал о том, что будет после него. А когда задумался – попал в цейтнот: Кириенко – Примаков – Степашин – Путин… Все это в период чуть больше года. Поэтому кандидатура Путина выбиралась уже в цейтноте.

Ельцин должен был бы давно озаботиться о преемственности, а он не озаботился, стал думать об этом в последний момент и попал в сложную ситуацию. Поэтому так получилось, что был выбор на самом деле не между Лужковым, Примаковым и Путиным, а между Примаковым и Путиным.