Шарф Айседоры - Мария Брикер

В случае с Минасяном ситуация была иная. Рассказ Дергунова о ночных похождениях Левона подтвердили его друзья из соседней комнаты и еще несколько студентов. Значит, нет никакого оговора, Минасян страдает этим недугом и прекрасно об этом знает, поэтому и кладет каждый вечер мокрую тряпку или полотенце перед кроватью, чтобы сразу проснуться, если вдруг он встанет с постели в сомнамбулическом сне. Знает, но отрицает, потому что ему стыдно и страшно, что из общаги вышвырнут, – это вполне естественно.

Зотова, к несчастью, о реальном, а не фиктивном сомнамбулизме знала не понаслышке. Сама столкнулась с ним много лет тому назад, когда Пашка еще пешком под стол ходил. Проблему нарушения сна у сына Елена Петровна заметила не сразу, а лишь когда с удивлением обнаружила, что вещи в шкафу – мокрые и пахнут мочой. Решив, что Пашка из баловства напрудил в шкаф, Елена Петровна устроила ему выволочку, но сын свою вину решительно отрицал и орал, что она на него поклеп наводит. На таком жаргоне дитё объяснялось уже в четырехлетнем возрасте. Приходилось иногда его на работу с собой брать, когда в саду карантин объявляли. Через пару дней постиранное и выглаженное белье снова намокло и покрылось желтыми разводами. Елена Петровна отходила отрока ремнем по заднице, Пашка, рыдая, уверял, что ничего не делал, просто в доме завелись барабашки. В барабашек Елена Петровна не верила и решила устроить сыну засаду. Пару ночей она просидела в его комнате, не смыкая очей, пока не увидела своими глазами, как сын встает с постели, ходит на горшок, выливает содержимое в платяной шкаф, а потом спокойно ложится в кровать. На ее возглас – да что же ты, паразит, делаешь? – сын не отреагировал, даже не вздрогнул, действовал он словно на автомате. Зотова пришла в ужас и потащила сына к невропатологу. Ничего ужасного невропатолог в поведении малыша не узрел, сказал, что у ребенка легкая форма лунатизма, которая у детей из-за неокрепшей психики случается довольно часто. Доктор уверил ее, что все скоро пройдет, и выставил Елену Петровну из кабинета. Потом Зотова поняла настоящую причину: незадолго до этого события Елена Петровна неосторожно упрекнула сына, что он маленький, раз все еще пользуется ночной вазой. Пашка, у которого с двух лет любимым словом было «сам», к четырем уже считавший себя взрослым мужчиной, страшно оскорбился, но во сне продолжал ходить на горшок, а потом заметал за собой следы таким вот экзотическим образом. Поднимать эту тему дома Елена Петровна не стала, чтобы еще больше не травмировать сына. Проблема решилась сама, в одно солнечное утро, перед походом в детский сад: Пашка выкинул свой горшок из окна и сквозь слезы заявил, что теперь он совершенно точно настоящий мужчина. Плакал он, потому что ночную вазу ему было очень жаль. Больше эпизодов лунатизма у сына не случалось. Разве что, когда он болел и температурил, разговаривал по ночам.

Картина преступления все отчетливее вставала перед ее глазами. Если преступление было совершено в состоянии сомнамбулического сна, это объясняет, почему Минасян так долго находился в квартире. Совершив убийство, он спокойно лег рядом с любовницей, даже не предполагая, что он ее убил. Версию об аффекте Зотова резко пересмотрела, но это отнюдь не исключало того, что между любовниками могла произойти ссора. Минасян подавил обиду в себе, но в бесконтрольном состоянии все его претензии вылились наружу, и, как результат, – смерть Гольц. Он действовал неосознанно, не отдавая себе отчета в своих поступках. Прозрение случилось, когда Минасян проснулся. Лунатики не помнят о своих похождениях. Проснулся, увидел рядом с собой труп любовницы, понял, что натворил, испугался и бежал с места преступления. Дурень. Ищи теперь ветра в поле! Набедокурит ведь еще дел, уже не в состоянии сомнамбулического сна, а в трезвом уме и здравой памяти. Елена Петровна собрала немного снега с маленькой пушистой елочки, на которую добрые студенты уже навесили гирлянды из рваного серпантина и дождика, и приложила к щеке: как-то слишком близко к сердцу она это преступление приняла. И вообще, в последнее время она стала какой-то нестабильной… Виноват, конечно же, во всем был Иван Аркадьевич Варламов!

* * *

– Не может этого быть! – Инна Михайловна Терехова, менеджер по персоналу салона сотовой связи, где работал Минасян, сняла очки и рассеяно посмотрела на Трофимова.

Венечка рассеяно посмотрел на Инну Михайловну: без окуляров она выглядела юной и… привлекательной. Вернее, Инна Михайловна не только выглядела юной, она по паспорту была молодой девушкой двадцати шести лет, и на кадровика, по мнению Вениамина, совсем не походила. Вот у них на работе кадровик – серьезная дама бальзаковского возраста с шестимесячной завивкой, люрексом и армейским голосочком. Как рявкнет – все по струнке встают, включая полканов. А это что за чудо-юдо? Хрупкая блондинка, на голове нечто невообразимое: вьющиеся волосы до плеч в полном хаосе, но этот хаос смотрится симпатично, особенно в сочетании со строгим деловым костюмом и «кучерявой» блузкой в цветочек. Ко всему прочему, у Инны… Михайловны (на отчестве менеджера по персоналу мозг Трофимова слегка пробуксовывал, а язык спотыкался), у Инны… Михайловны были красивые длинные пальцы, тонкая шея, курносый носик, тщательно припудренные веснушки и прохладные аквамариновые глаза. Когда он вошел в светлый уютный кабинет с большим столом, цветником на подоконнике и несколькими стульями, Терехова предложила ему присесть на любое удобное для него место. Трофимов тут же вспомнил институтские лекции по психологии и плюхнулся на стул, который стоял сбоку от стола, а не напротив, дескать, готов раскрыться в полной мере. В тактике ведения переговоров этот прием используется для того, чтобы сократить дистанцию между собеседниками. Терехова этого не ожидала и машинально отодвинула свой стул подальше, опомнилась и снова придвинулась к нему. Кадровичка чувствовала себя немного не в своей тарелке, потому что привыкла общаться с соискателями и задавать вопросы, а Трофимов жаждущим получить вакантное местечко не был и пришел, чтобы задавать вопросы ей.

– Зачем вы очки носите? – брякнул Трофимов и поразился своей бестактности. – Простите, – смутился он. – Они ведь у вас без диоптрий, поэтому я и спросил.

– Для солидности, – пояснила Инна… Михайловна.

– По-моему, без очков вы выглядите куда солиднее, – Трофимов откашлялся, понял, что в очередной раз сморозил глупость. – В том смысле… Что… – Вениамин осекся, так и не сумев подобрать нужные слова.

Да что с ним такое! Совсем он что-то отупел. Инна… Михайловна действовала на него странным образом: как женщина! Вроде ничего особенного в этой девушке не было, но флер от нее шел. «Может, у нее духи с феромонами?» – подумал Венечка. Недавно ему в почтовый ящик рекламный буклет кинули, там про такие духи говорилось. Вроде как они привлекают особей противоположного пола, даже против их воли. Трофимов осторожно принюхался, но ничего особенного не учуял, от Инны… Михайловны приятно пахло манго и еще чем-то неуловимо знакомым, чем конкретно, Трофимов так и не понял, но точно не феромнами. Однако, вдохнув аромат этой девушки с близкого расстояния, он понял, что его потянуло к Инне Михайловне еще сильнее. Учитывая, что женщин он презирал и принципиально игнорировал, Венечка рассердился на Терехову, которая посмела вызвать в нем подобные эмоции.