Заветы - Маргарет Этвуд

В промежутках между кормлениями, сном и экспонированием Марк проводил время в кухне, где стал любимцем всех Марф. Они обожали его купать и ахали над его крохотными пальчиками, крохотными ножками, крохотными ямочками и крохотным членом, из которого он пускал воистину ошеломительные фонтаны мочи. Ах ты, наш маленький силач!

Мне полагалось наряду с прочими поклоняться ребенку, а когда я не выказывала особого рвения, мне говорили, что хватит дуться, скоро у меня и самой будет ребятенок, тогда я буду счастлива. В чем я сильно сомневалась – не столько в ребенке, сколько в счастье. Я как можно чаще укрывалась у себя, подальше от кухонного веселья, и печалилась о несправедливости устройства вселенной.

Автограф из Ардуа-холла

20

Крокусы растаяли, нарциссы усохли и стали как бумажки, тюльпаны исполнили свой завлекательный танец, вывернув наизнанку, а затем и вовсе сбросив лепестковые юбки. Расцвели травы, взращиваемые на клумбах Ардуа-холла Теткой Клевер и ее сборищем полувегетарианских любительниц махать лопатами. Нет, Тетка Лидия, вы непременно выпейте мятного чаю – вы не представляете, как прекрасно он налаживает пищеварение. В мое пищеварение нос не суйте, хочется рявкнуть мне; но они ведь хотят как лучше, напоминаю я себе затем. Сойдет за убедительное оправдание, когда кровь запятнает ковер?

Я тоже хотела как лучше, порой беззвучно бубню я себе под нос. Я хотела как лучше – ну, за неимением наилучшего, что совсем другое дело. И все равно: представим только, насколько было бы хуже, если б не я.

Херня, порой отвечаю я себе. Порой, впрочем, глажу себя по головке. Кто сказал, что последовательность – великая добродетель?

Что у нас там дальше в вальсе цветов? Ландыш. Такой надежный. Такой кружевной. Такой ароматный. Еще немного – и расчихается моя закоренелая супостатка Тетка Видала. Может, у нее опухнут глаза – тогда ей затруднительно станет следить за мной краем любого из двух глаз в надежде засечь некую оплошность, некое упущение, некую слабину в теологической корректности, что пригодятся, дабы споспешествовать моему падению.

Раскатала губы, шепчу я ей. Мой талант опережать тебя на один прыжок – предмет моей гордости. Почему, впрочем, на один? Больше одного. Свали меня – и я обрушу храм[32].

У Галаада, мой читатель, застарелая беда: неловко даже сказать, до чего высок уровень эмиграции из этого Царства Божия на Земле. Утечки наших Служанок, к примеру: от нас утекли слишком многие. Как свидетельствует анализ, проведенный Командором Джаддом, едва мы обнаруживаем и блокируем один путь отхода, мигом открывается другой.

Наши буферные зоны чересчур проницаемы. Наиболее дикие участки Мэна и Вермонта – лиминальные пространства, не вполне под нашим контролем, и местные, хотя и не откровенно враждебны, предрасположены, однако, к ересям. Вдобавок они – и это мне известно по личному опыту – плотно взаимосвязаны системой браков, напоминающей вязаное полотно работы сюрреалиста, а если их разозлить, имеют склонность к вендеттам. Посему затруднительно принудить их друг друга предавать. Мы уже некоторое время подозреваем, что из их среды берутся проводники, действующие либо из желания перехитрить Галаад, либо из простейшей алчности, поскольку известно, что «Мой день» платит. Один вермонтец, угодивший к нам в руки, говорил, что у них в ходу такая поговорка: «Мой день – расчетный день».

Холмы и болота, петляющие реки, длинные каменистые заливы, что выводят в море на полной воде, – все способствует нелегальщине. В подыстории региона были алкогольные контрабандисты, сигаретные спекулянты, наркоторговцы, противозаконные барыги всевозможных сортов. Границы для них не значили ничего: они проскальзывали внутрь и выскальзывали наружу, они всем показывали нос, и из рук в руки переходили деньги.

Один мой дядька занимался чем-то подобным. Такая уж у нас была семейка – жили в трейлерах, глумились над полицией, якшались с оборотной стороной системы уголовного правосудия; отец этим гордился. А вот мною нет: я была девчонка, и, что хуже, больно умная девчонка. Что со мной было делать? Только выбивать из меня гонор – кулаками, сапогами или чем придется. Отцу перерезали горло еще до триумфа Галаада – иначе я бы сама это ему устроила. Оставим, впрочем, сии преданья старины.

Совсем недавно Тетка Элизабет, Тетка Хелена и Тетка Видала пришли ко мне с детальным планом закручивания гаек. Назывался так: Операция «Тупик». План решения проблемы женской эмиграции на северо-восточных прибрежных территориях. Описание шагов, необходимых для перехвата беглых Служанок, направляющихся в Канаду, и призыв к объявлению чрезвычайного положения, плюс удвоение числа поисковых собак и введение более эффективной системы допросов. В последнем пункте я различила руку Тетки Видалы: она тайком печалится, что в нашем списке телесных наказаний не значатся вырывание ногтей и потрошение.

– Молодцы, – сказала я. – Очень обстоятельная работа. Я прочту с предельным вниманием, а пока хочу заверить вас, что Командор Джадд разделяет ваше беспокойство и уже принимает меры, хотя я пока не вправе поделиться с вами подробностями.

– Хвала, – сказала на это Тетка Элизабет, возрадовавшись, похоже, не весьма.

– Все это предприятие с вечными побегами надо раздавить на корню раз и навсегда, – возгласила Тетка Хелена, покосившись на Тетку Видалу в надежде на поддержку. И для наглядности топнула ногой – больно, должно быть, у нее же лодыжкам кранты: в юности она угробила себе ноги пятидюймовыми шпильками «Бланик». За одни эти туфли на нее бы сейчас донесли.

– Безусловно, – учтиво ответствовала я. – И это действительно предприятие – по крайней мере отчасти.

– Надо зачистить всю территорию! – сказала Тетка Элизабет. – Они все там неразлейвода с канадским «Моим днем».

– Командор Джадд тоже придерживается такого мнения, – сказала я.

– Как и все мы, эти женщины обязаны выполнять свой долг согласно Замыслу Божию, – сказала Тетка Видала. – Жизнь вообще не сахар.

План свой они сочинили без моей санкции – а это ослушание, – но я сочла, что обязана передать его Командору Джадду, особенно ввиду того, что, если не передам, он точно об этом услышит и отметит мое своеволие.

Сегодня днем все три навестили меня снова. В немалом воодушевлении: рейды на севере штата Нью-Йорк принесли многообразный улов – семерых квакеров, четверых вернувшихся к земле, двух канадских охотников на лосей, по совместительству проводников, и одного контрабандиста лимонов; каждый – возможное звено в цепи Подпольной Женской Дороги. Выжав любую дополнительную информацию, которой они могут располагать, от них избавятся, если они не обладают ценностью: обмен заложниками между «Моим днем» и Галаадом – не то чтобы неслыханное дело.