40 градусов в тени - Юрий Гинзбург

во что горазд, во-вторых, на сцене не играла никакая музыка, в-третьих, количество домашних заданий не превышало одного, остальное было сплошной импровизацией, в-четвертых, содержание сценария было действительно тайной для команд и, в-пятых, многочасовая игра требовала большого физического напряжения, поскольку телекамеры тех лет отличались низкой чувствительностью, требовали мощного освещения, и осветительные лампы буквально жарили участников заживо, непрерывно взрываясь при этом и осыпая игроков осколками. Если состав нынешних команд сильно напоминает региональные выездные бригады артистов, состоящие в основном из певцов, танцоров и декламаторов, то команды тех лет состояли обязательно из эрудитов, художников и остроумных людей, способных мгновенно импровизировать. Надо сказать, что это было по нынешним меркам гораздо менее зрелищное мероприятие, чем современный КВН, хотя в те регламентированные времена любая импровизация встречалась неизбалованной публикой на ура.

Игорь был капитаном команды ЧПИ, а капитаном команды пединститута была девушка со слегка анекдотичным именем Маргарита Самоварова. Картина в телестудии во время игры напоминала аттракцион в цирке с дрессированными львами и тиграми. По периметру круглой площадки-арены, подобно цирковым униформистам с брандспойтами, располагались многочисленные члены комиссии (поскольку никто не хотел брать на себя единоличную ответственность, от каждого учреждения присутствовало по несколько представителей). Режиссер передачи одним глазом смотрел в монитор, а другим на членов комиссии. Далее располагался второй круг зрителей, состоящий из начальства, сотрудников телецентра и десятка болельщиков. Больших команд болельщиков тогда не было. Одним из конкурсов первого КВН было, например, печатание на пишущей машинке цитаты: «У лукоморья дуб зеленый…» Оценивались время печатания и количество ошибок. Казалось, чего уж проще, однако дело обстояло не так. В те времена пишущая машинка рассматривалась как потенциальное средство печатания антисоветских прокламаций и донесений во вражеские разведки. Машинок не было в свободной продаже, писатели и журналисты при покупке машинки должны были получать разрешение милиции и сдавать туда оттиск шрифта на хранение. В учреждениях машинки на ночь сносились в специальную комнату, которая запиралась и опечатывалась. Оттиски текстов с каждой машинки хранились в секретном отделе. Профессор никогда в жизни не подходил к пишущей машинке ближе чем на три метра и, соответственно, не знал, как и куда вставлять бумагу, как двигать каретку и пр. Это была импровизированная клоунада, которая вызывала у простодушных зрителей в телестудии и у экранов телевизоров гомерический хохот не меньше, чем на концертах Райкина. Этот конкурс профессор вчистую проиграл, поскольку Маргарита была аспиранткой и пользоваться машинкой умела. Нет нужды говорить, что, при совершенно скудном телерепертуаре тех лет, КВН смотрела вся почти трехмиллионная челябинская область, и Игорь с Маргаритой немедленно стали местными знаменитостями, которых узнавали на улице. Не обходилось и без проколов.

В одной из игр команда ЧПИ продемонстрировала партнерам фото двух генералов и спросила: «Кто из них Суванна Фума, а кто Фуми Носаван».

Оба они были политическими деятелями и попеременно занимали пост премьер-министра во время гражданской войны в Лаосе после ухода оттуда французов в 1954-м в результате восьмилетней войны в Индокитае. Фокус был в том, что генерал Суванна Фума возглавлял силы, поддерживаемые СССР, а генерал Фуми Носаван, ясное дело, был ставленником американского империализма и агентом ЦРУ. Теперь вообразите себе европейца, пытающегося различить двух лаосских генералов примерно одного возраста в примерно одинаковых мундирах. Игру не остановили, но потом профессора вызвали к члену комиссии в райком партии.

– Вы что этим хотели сказать, молодые люди? Что прогрессивный генерал Суванна Фума ничем не отличается от американской марионетки? – строго спросил член комиссии.

Но профессору показалось, что райкомовец с трудом сдерживает улыбку – далеко не все сотрудники партийных органов были дураками и оголтелыми коммунистами. Профессор тут же нашелся:

– Да что вы, просто мы считаем, что образованный комсомолец должен знать наших союзников и противников в любой стране, в том числе и в лицо.

– Ладно, выкрутился, иди, но больше так не шутите – закроем лавочку, и всё…

В конце третьего курса случился у профессора бурный роман. В ту пору секретарем ректора института работала одна весьма примечательная девушка по имени Валентина. Ее мама была русская, папа был цыган, что сказалось на внешности девушки. Она была жгучей брюнеткой со смуглой кожей и ярко-зелеными глазами. Другой примечательной чертой Вали была тончайшая талия, как у киноактрисы Людмилы Гурченко, за что ее за глаза звали Гурченко.

– Пойди и попроси Гурченко подписать быстрей бумаги у ректора, – говорили между собой студенты и аспиранты.

Валя работала у всех на виду, и студенты, да и аспиранты и молодые преподаватели наперебой подбивали к ней клинья. Но бравому капитану КВН да еще с собственным автомобилем она сдалась быстро. Валя, к некоторому удивлению Игоря, оказалась девственницей, но природные женственность и темперамент за самое короткое время вывели ее на такую высокую орбиту, которой достичь не могли многие опытные дамы разных возрастов, позже встречавшиеся в жизни профессора. Немало способствовал роману и тот факт, что мама Вали служила комендантом всех общежитий ЧПИ, и у нашей пары никогда не было квартирной проблемы – мама давала им ключи от свободных на тот момент комнат во всех корпусах. Это была манна небесная, поскольку в те времена все жили скученно и молодежи, да и не только молодежи, исключительно сложно было найти место для свиданий – пары в гостиницы не допускались, а уральский климат позволял пользоваться природой короткое время в году. Довольно часто бывали случаи, когда парочки уединялись в гаражах (если у одного из партнеров была машина и гараж) и занимались сексом в машинах. Чтобы согреться, они заводили двигатель и надевали на выхлопную трубу шланг, который выводился на улицу. В процессе любви шланг иногда слетал с трубы, и любовники угорали от выхлопных газов.

Валя рассталась с должностью секретаря ректора и перешла работать в институтскую фотокинолабораторию. Здесь у нее было гораздо больше свободного времени и возможностей уходить с работы днем. Лабораторию возглавлял Павел Ильич Лавут – полный тезка администратора Владимира Маяковского, которому поэт посвятил несколько строчек в поэме «Хорошо!». Павел Ильич любил поговорить, поэтому мало кто из его знакомых удерживался от цитаты из поэмы: «Мне рассказывал тихий еврей, Павел Ильич Лавут…»

У Маяковского дальше следовало: «Только что вышел я из дверей, вижу – они плывут…»

Лаборатория была центром тусовки институтских фотолюбителей высокого класса, многие из которых выставлялись на областных и всесоюзных выставках и впоследствии стали всемирно известными фотохудожниками. Профессор был вхож в этот круг, поскольку он по-прежнему занимался, хотя и немного, художественной фотографией и поскольку Павел Ильич хорошо знал его отца.

Роман профессора кончился