Леди-рыцарь - Екатерина Федорова

– Прошу прощения, всеблагороднейший сэр, – живейше откликнулась Клотильда. – Полностью согласна я с вами, здесь нам действительно не надо быть. Едем мы проездом, по неотложнейшему делу и посему, если позволите вы нам удалиться, тут же приступим к выполнению ценнейшего указания вашего…

– А-а-а… – скрипнул всадник с Серегиной стороны, – знакомо-ое-е что-то-о… Ты-ы Аурус-с-с Перс-си?

Повисла долгая, томительная пауза, в течение которой леди Клотильда, похоже, отчаянно пыталась проглотить нечто, застрявшее у нее в горле. Кони чудовищ стояли совершенно тихо и абсолютно неподвижно. Конь леди Клотильды в неподвижности им не уступал. Единственное, что в нем сейчас еще жило, – это глаза. Черный битюг косил явно пренебрежительно на своих соплеменников, стоявших напротив. Серегин конь нервно подергивал хвостом.

– Сэр Аурус Перси, к великому нашему сожалению, почил в бозе, – с церемонно-скорбной интонацией в голосе возвестила блистательная Клоти. – Все мы скорбим о нем и каждый год возжигаем у него на могиле приличествующую поминальную свечу. Каждый год, все прошедшие с того прискорбного события восемьсот двадцать шесть лет… Сэр… Сожалею… Мы весьма скорбим… Сейчас. И как раз по тому самому сэру Перси. И посему так торопимся, так торопимся… Свечку зажигать.

Серега с некоторым стеснением ощутил, что седло под ним заметно погорячело. То ли от пота, то ли…

– Пе-ерси мертв-в… – торжествующе просипел один из всадников, – вы – то-оже!

Серега никак не мог оторвать глаз от пугающего лица, на котором медленно открывались опухшие складки землисто-серой кожи, заменявшие чудовищам веки. Под веками мерцало и искрилось что-то светло-голубое, плещущее лучиками.

– Василиск!! – радостно заорал кто-то рядом. – Я вспомнила! Я это занятие… Мне про него потом рассказали!

Веки чудовищ открылись полностью. И ударил голубой свет. А солнечный – померк. Погас… Сон.

– Сэр Сериога! Сэр Сериога! – Кто-то отчаянно звал его издалека. Слабая боль стрельнула по лицу.

Серега судорожно потянул носом воздух и неожиданно понял, что не дышал уже довольно давно. Почти целую вечность.

Снова вспышка боли на лице. Вот опять, одновременно с громким хлопком. Пощечина?

Серега расслабленно приподнял веки, вяло обозрел окрестности. Прямо перед ним застыли всадники. Причем снова выполненные в варианте “а-ля каменный гость”. Пьедесталы высились позади каменных кавалеристов как напоминание об утраченных кое-кем возможностях… Прямо перед ним лежала лента дороги, освещенная солнечным светом, внизу под ним фыркал конь, когти Мухтара ноющими иглами торчали в его плече, а странно скривившая лицо леди Клотильда (плачет? собирается заплакать?) уже заносила руку для очередной пощечины.

– Клоти? Что… Что случилось?

Мужественная девица испустила радостный вопль. Рука в стальной перчатке, поднятая для удара открытой ладонью, сжалась в кулак и наградила Серегу дружеским толчком в середину груди. Он пошатнулся, едва не задев лопатками конский круп. Гнедой под ним пошатнулся тоже и испуганно переступил с ноги на ногу.

Клоти поймала поводья его коня, понукнула черного жеребца, и они дружно завернули назад. Точнее, вперед – если смотреть по направлению их движения. Мухтар беззаботно слез по Сереге, как по бесчувственной деревянной горке, к насиженной им луке седла. Кошачьи когти болезненным пунктиром прошлись по всей левой руке. Кисть, не защищенная рукавом, расцвела капельками крови.

– Воистину счастье, дорогой сэр Сериога, что хоть иногда снисходила я до учения. Чудища сии, именуемые василисками, весьма опасны для несведущего человека. Взглядом погружают они людей в сон, подобный сну камня. И нету от этого спасения! А некоторое время спустя и впрямь становится их жертва камнем.

Онемелость окончательно покинула тело. Седло больно подбрасывало зад.

– Но мы… спаслись? Как же?

– Старинное изречение, сэр Сериога. Рецепт, иногда помогающий против тварей, имеющих отношение к каменной магии. Ну, всех этих каменных гоблинов, скалистых троллей, гранитных великанов… Но, как оказалось, и василиски в эту семью вхожи. “Камень ножницы затупит, ножницы бумагу рвут, но бумагой обернется камень!” Бумага! А я тут как раз разжилась пачечкой для кое-каких… хм-м… нужностей…

– А как? Это все? – глупейше продолжал допытываться Серега.

– А никак… Достала листы бумажные, прикрыла ими лицо, так и добежала до уродов сих, налепила им по листку на каждый глаз. Они и того… Обратно в камень. Древняя нечисть, доложу я вам, сэр Сериога, вещь презабавнейшая. Бумага, она ведь дело рук ремесленников, к магии отношения не имеет. Если вдуматься. Однако отчего-то для всех этих уродцев то, что изобретено и сотворено человеком, – опасно, хотя и избирательно. Чудны дела рук человеческих, и хоть сами мы и не зрим в них колдовства, но для Преждеживущих они становятся магией рода человеческого! Запомните на случай надобности! Но-о!

Дорога вела их дальше. По Опустошенным землям. К Мишке.

В Дебро.

– Леди Клотильда! Так вы говорите, этот милорд Жанивский любит беседы о мироздании?

Леди Клотильда, решившая подкрепиться прямо на ходу и с этой целью задумчиво вгрызавшаяся в здоровенный, слегка заплесневевший кус хлеба, поперхнулась и закашлялась.

Серега уже почти было решился похлопать ее по спинке, но, потянувшись к ней, сразу же обнаружил всю шаткость седла как точки опоры. И благоразумно передумал.

Кое-как справившись с кашлем, леди Клотильда дернула поводья.

Черный битюг притормозил.

– О, милорд Жанивский дивно рассказывает о мироздании, о хрустальных сферах, что есть дело рук создателя нашего, и участвует в диспутах о том, есть ли руки у создателя нашего или ваял он эти… сферы исключительно духом… это мыслью, что ли? Перечисляет он все семь сфер и подробно описывает их. Сферы, говорит он, есть суть мироздания, недоступная человеческому мышлению и пониманию, но несущая в себе род человеческий, аки орех в скорлупках. Предивно рассуждает он о крепости, цветах и высотах сфер, произнося при этом столь чудесные слова, что и в брань отборнейшую не стыдно вставить их, как то: “метафизический”, “мысль философская”, “принсипиальный” и – это вообще дивный перл, сэр Сериога! – “квинтэссенция”!

Блондинка упоенно перечисляла перлы милорда Жанивского, восторженно закатывая глаза. Черный жеребец стоически пережидал ее словесный фонтан и даже, кажется, философски подремывал. Серега задумчиво покусывал нижнюю губу. Интересно, что там писали великие о безответной любви в эпоху зрелого феодализма? Отелло… там все как раз наоборот – сплошная взаимность, замоченная (и в прямом и в переносном смысле) ревностью на почве кражи одной материальной ценности, то бишь платочка. Так все-таки писал Шекспир о безответной любви или нет? “Офелия, о нимфа”. Гамлет, принц датский. То ли любил, то ли не любил, а вот жениться так и не женился, еще один милорд Жанивский, писан маслом в датских пейзажах. Прошу любить и жаловать.