Бог ненавидит нас всех - Хэнк Муди

— Ни звука за весь вечер, — отвечает ей рыжая, уже набрасывая на плечи куртку.

Лиз благодарит ее и отдает девочке деньги. Замок закрыт на два оборота, и Лиз поворачивается ко мне — похоже, с намерением что-то объяснить. Я затыкаю ей рот жадным поцелуем и снова даю волю рукам, которые с готовностью принимаются обхаживать ее ниже талии. Мы падаем на диван в гостиной. Рука Лиз проскальзывает в мои джинсы так глубоко, насколько это возможно, — задача нелегкая, потому что у меня уже давно стоит, и места для маневра у нее остается немного. Тогда Лиз обеими руками стягивает с меня джинсы и трусы. Проблема решена. Мой член гордо показывается перед ее глазами во всей своей красе. Лиз садится передо мной на корточки и проводит языком по члену снизу вверх. Затем она вновь встает, и вид сверху тоже не вызывает у нее нареканий. Она достает из сумочки презерватив и протягивает мне. Пока я вскрываю упаковку, она успевает стянуть с себя лосины. Она ждет, пока я разберусь с резинкой, стоя передо мной, положив руки на бедра. Ее нагота прикрыта лишь задранным до неприличия свитером.

В соседней комнате начинает плакать младенец.

В глубине души я всегда считал, что вполне могу прочувствовать и понять, в каком настроении находится женщина, какие чувства и эмоции она сейчас испытывает. Выражение лица Лиз заставляет меня пересмотреть отношение к своим талантам. Она вовсе не смущена и не сбита с толку. Совсем наоборот, я читаю на этом лице целую гамму чувств: сожаление по поводу того, что не удалось закончить даже не начатое, соседствует с гордостью за наличие того, что плачет там за стенкой. Какие-то оттенки неудовлетворенности смешиваются с радостью, задумчивостью, стыдом, раскаянием и любопытством. В общем, в том, что касается эмоций, женщины, следует признать, умеют писать картину маслом, причем полноценной палитрой. Мы же, мужчины, обычно ограничиваемся скупыми штрихами восковых мелков.

Лиз бормочет извинения и исчезает там, откуда доносится все усиливающийся плач. Я сажусь на диван и смотрю на свой готовый к бою инструмент. В какой-то момент я понимаю, что выгляжу на редкость потешно. Чтобы не чувствовать себя так глупо, снова натягиваю на себя трусы, беру в руки джинсы и пробираюсь к двери.

Плач стихает. Я слышу, как Лиз шепчет что-то ласковое и нежное. Бросить все, свалить прямо сейчас по-тихому — эта мысль уже не кажется мне такой спасительной и однозначно правильной. Оглядываю прихожую в поисках телефона: если на аппарате указан домашний номер, перепишу его себе и позвоню попозже, чтобы извиниться.

«Класс!» — раздается где-то у меня в голове голос Нейта.

Я на цыпочках пробираюсь в спальню. Лиз сняла свитер и теперь стоит, слегка покачиваясь, голой, повернувшись лицом к трюмо. Она кормит грудью младенца, пол которого на таком расстоянии я определить не в силах. То, что я вижу в зеркале, подтверждает правоту моих догадок о привлекательности ее груди. Вот только с целевой аудиторией этой привлекательности я несколько прокололся.

Может быть, то, что я плел во время последнего разговора с Таной, не было полной чушью. Может быть, дело и вправду не в том, чтобы поиметь кого-то или поиметь что-то с кого-то, а в том, чтобы кому-то что-то дать.

Лиз смотрит в зеркало и видит меня — улыбающегося спокойно и безмятежно, как Будда. На ее лице появляется уже знакомое мне выражение смущения и растерянности. Мне становится интересно, впечатлила ли ее просветленность, наверняка горящая в моем взгляде и отраженная на моей физиономии. Впрочем, присмотревшись внимательнее, я понимаю, что ее взгляд нацелен вовсе не на мои глаза, а, скажем так, в зону нижних чакр. Я тоже опускаю глаза, дабы выяснить, что же так притягивает к себе ее внимание. Ну да, этого, по всей видимости, и следовало ожидать: никакой я здесь не Будда, а самый настоящий бык-производитель, жаждущий выплеснуть накопившуюся энергию. Я вновь поднимаю глаза и чувствую, что смущение и неловкость Лиз куда-то исчезли. На ее лице играют совершенно другие эмоции, она явно готова к действию и, похоже, что-то уже придумала.

Все так же качая ребенка на руках, она присаживается на край кровати и медленно ложится на бок. Секунда-другая, и мать с ребенком оказываются в горизонтальном положении. Я сажусь рядом с нею и кладу ладонь ей на плечо. Она жадно двигает чуть согнутыми ногами, настойчиво приглашая меня заключить ее в объятия и доделать то, что так хорошо начиналось. Давать, чтобы получить, думаю я, входя в нее. Давать, чтобы обрести. Я благодарю судьбу и мироздание за то, что в этой жизни мне выпало сыграть такую замечательную роль.

Затем я принимаюсь за дело. Для того чтобы начать получать, сначала нужно очень многое дать.

Я просыпаюсь, и дается это нелегко, учитывая то, что спал я в уютнейшем коконе из шелковистых хлопчатобумажных простыней на удобнейшем матрасе, изготовленном явно из какого-то полимера будущего. Жалюзи на окнах прикрыты и пропускают в комнату лишь приглушенный свет с улицы. Да, богатые люди спят лучше. Может быть, в этом и заключается одна из причин того, что они действительно богаты.

Лиз сидит на кровати по-турецки и смотрит на меня в упор.

— Проснулся, — говорит она. — Слава богу.

— Я тоже рад тебя видеть, — говорю я и, приподнявшись на локтях, набрасываю себе на бедра простыню.

В какой-то мере я просто не желаю «светить» своим причинным местом, особенно при том, что сама Лиз уже успела одеться: на ней джинсы и розовая рубашка. Скорее, впрочем, я натягиваю на себя простыню в первую очередь потому, что мне так нравится прикосновение этого роскошного белья и я не хочу с ним расставаться как можно дольше.

— Ночью… В общем, все здорово было, — говорю я.

— Здорово?

В голосе Лиз слышится упрек и явное желание не то поругаться, не то кого-то в чем-то упрекнуть. И куда, спрашивается, делась эта вчерашняя сексуальная кошечка в обтягивающих лосинах, вместо которой я вижу перед собой суровую домохозяйку, верную поклонницу товаров по каталогам «Эл-Эл-Бин».

— Ему, видите ли, вчера в кайф все было.

— Больше, чем в кайф. А что?

— Больше, чем в кайф? Нет, вы слышали: «Больше, чем в кайф»! Господи, как же низко я пала.

— Что-то я тебя не понимаю. Я что, в постели тебя обломал? Ты на большее рассчитывала?

— Да я не об этом, — отмахивается она. — Ты — просто классный. Даже больше, чем классный. Мне очень понравилось, честное слово! Вот только пусть мне кто-нибудь объяснит, какого хрена я сбегаю со свидания с врачом, повторяю, с успешным неженатым мужчиной, взрослым, серьезным, состоявшимся человеком — такая удача выпадает раз в жизни; даже когда я ему про Люси рассказала, он все равно хотел… Он единственный за долгие годы, кто увидел во мне не только… В общем, спрашивается, на кой черт я сбегаю от Того Самого Мужчины, чтобы потрахаться с мальчиком, у которого я траву покупаю.

— Я, конечно, не дипломированный психолог, но, по-моему, тебя просто накрыло. Да и меня тоже. Кстати, о птичках… Не знаю, как ты, а я люблю пыхнуть разок-другой прямо с утра, натощак.