Созвездие Овна, или Смерть в сто карат - Диана Кирсанова

– Кто? – наклонившись к самому ее лицу, с отчаянием спрашивал Антошка. – Кто?!

– «Скорую» надо, – пролепетала я.

– Так что ж ты стоишь?!

Мотнув головой, я побежала обратно, но на полпути резко остановилась: куда это я? Надо же к телефону, а где ближайший? Черт! В панике заметалась по крыльцу, рванулась к соседям, дернула дверь – закрыто, вспомнила: у Антошки в кармане есть мобильник! – снова перевалилась через заборчик, побежала…

Все так же наклоняясь над женщиной, Тошка осторожно развязывал ее стянутую на груди шаль – она быстро намокала кровью, как видно, рана была глубокой. Я упала на колени рядом с приятелем, сунула руку в его карман и наконец достала телефон…

«Выезжаем», – буркнул в трубке бесстрастный голос.

Я перевела дыхание.

– Что с ней?

– Не видишь – ранена!

– Опасно?

– Я не врач, но… – Антон запнулся и снова наклонился над Надеждой; она вдруг широко распахнула глаза, и в них впервые промелькнуло осмысленное выражение.

– Надя, вы слышите меня? Слышите? Врач сейчас приедет, сейчас!.. Вам помогут! Вы слышите?

Женщина молчала, но губы ее слабо шевельнулись.

– Сейчас вам помогут. Но… вы можете говорить? Кто вас… кто вас ранил? Вы слышите меня, Надя? Кто?!

– …колаша… – прошелестела Надежда.

– Как?

– …колаша… Он убил… еня…

– Николаша?!

– Да… Убил… меня.

Надежда выгнулась дугой, глаза ее затуманились, но женщина еще пыталась сказать что-то последнее, самое важное.

– Не верую! – твердо сорвалось с ее губ, и вслед за этими словами женщина обмякла. Она еще смотрела на Антона, но в глазах уже не было никакого выражения…

Тошка медленно поднялся с колен; цепляясь за него, встала и я.

– «Не верую»?! – машинально повторила я последние Надины слова.

– Да. Странно… Стой!!!

Антон отшвырнул мою руку и, ломая ветви, кинулся в глубь малинника – оттуда доносились звуки тяжелой крадущейся поступи; шаги удалялись. Неровная сетка веток скрыла от меня то, что происходило в нескольких шагах, но ненадолго. Раздался сухой треск, и из зарослей снова показался Антошка: заломив пленнику руку, он подпихивал в спину и тащил на свет полноватого мужчину лет пятидесяти, с испитым лицом и густой гривой нечесаных волос.

Мужик затравленно оглядывался по сторонам и протестующе мычал, не совершая тем не менее никаких попыток освободиться, хотя при желании сделал бы это легко: Антон был как минимум в полтора раза его тоньше, да и мускульной силой мой приятель пока еще уступал этому громиле с руками, больше похожими на ковши экскаватора. И все же Николаша абсолютно не сопротивлялся, а может быть, просто не понимал, что происходит. Свободной рукой он сжимал круглую деревянную рукоятку заточки, а весь перед его несвежей тельняшки был вымазан – по ней шли страшным узором широкие красные полосы.

– Вызывай милицию, – хмуро приказал мне Антон.

* * *

…А потом была милиция, «Скорая» тоже приехала, хотя уже было поздно. Николашу этого почти сразу увезли. Мы дали показания – рассказали все, что видели… И в морге – тоже.

Надо ли говорить, что все это мы рассказали именно следователю Алексею Бугайцу? Он сидел напротив и два часа подряд, пока шел допрос, скрипел на меня зубами. Я же чинно восседала на жестком табурете и, честно глядя в холодные глаза следователя, всем своим видом демонстрировала предельную лояльность.

– Значит, вы по-прежнему продолжаете утверждать, что не имеете к убийству, случившемуся возле вашей редакции, никакого отношения? – скрежетал Бугаец. – Ну хорошо. А если я задам вам этот вопрос неофициально, что называется, без протокола? По-дружески?

– Я вам так же по-дружески отвечу, что никакого отношения не имею!

– А что тогда означает ваше появление здесь?

– А что, Конституция нашего государства ограничивает свободу передвижения?

Долго, очень долго Бугаец смотрел мне в глаза.

– Так. Ясно. Значит, не хотите разговаривать по-дружески…

Меня разобрала такая досада, что я твердо решила на этот раз не давать этому зануде ни малейшего спуску:

– Ну, отчего же, – так и расцвела я в царственной улыбке, – настоящая дружба – такое редкое явление, а нам так с вами повезло! Да. Дорожить дружбой, искать дружбу, воспевать дружбу, помнить о своих друзьях день, и ночь, и снова день – вот наш прямой долг! Кстати, Алексей Федорович, вы не подарите нам свою фотографию? С надписью…

– Я хочу знать, зачем вы приходили в городской морг – ваше описание нам дал один из сотрудников – и почему вскоре после вашего визита там было обнаружено два мертвых тела. А кроме того, мое любопытство простирается также и до вот этого дома, где проживала санитарка Чернобай, которую тоже нашли убитой, и в протокол об этом происшествии я сейчас собственноручно вписал вашу фамилию! И еще я хочу знать…

– «Хочу все знать!» – мечтательно протянул Антон, который понял меня с полуслова и тоже включился в игру. – Был, кажется, такой киножурнал?

– Да… давно. Так вот, я хочу знать…

– Чего только не хотят знать люди! – заметила я. – Например – можно ли достать языком собственный локоть? Умеют ли слоны прыгать? Как называется обратная сторона коленки?

– Бывают ли левши среди полярных медведей? – подхватил Антон. – Как делают трехцветную зубную пасту? Сколько кусков мыла получится из одного среднего прокурора?

– Да, – вздохнула я, – каждый из нас хочет что-нибудь знать…

– Я не понимаю, почему…

– Понимать! – оживился Антон и подмигнул мне. – Да-да, вы правы: не только знать, но и понимать! Всем нам в жизни не хватает понимания. Почему у кошек не бывает радикулита? Почему погибла Атлантида? Почему кровь у кузнечика белого цвета? Почему Шекспир и Сервантес yмеpли в один день? Человечество желает постичь эти тайны уже много-много лет…

– Вы не даете мне сказать!

– Сказать! – подхватила я. – Как много потеряли люди от того, что некоторые из нас не имели возможности что-то сказать! Троянцы не дали договорить Кассандре, итальянцы не дослушали Джордано Бруно, французы не поверили Нострадамусу! Если бы хотя бы одному из них дали сказать…

– Юлия Андреевна! – совсем несолидно взвизгнул вспотевший Бугаец. – Вы будете отвечать на мои вопросы?!

Я посмотрела на Антона: он еле заметно покачал головой. Дальнейшее издевательство над следователем могло стоить нам пятнадцати суток за мелкое хулиганство. Мы и так позволили себе пошалить, исключительно в расчете на то, что арестовать нас за здорово живешь Бугайцу помешает мой журналистский статус: прокуроры и милиционеры предпочитают лишний раз не связываться с корреспондентами известных газет.