Летнее приключение - Клер Кук

Тьюлия загодя привела своих детей на собрание и рассадила их на стулья, потому что всех троих надо было подстричь. Сегодня все они — сама Тьюлия и ее дети — были одеты в джинсы и белые футболки, так что, возможно, она перешла от цветового кодирования к созданию семейной униформы. Я сделала в уме пометку, чтобы не забыть поинтересоваться у Марио его мнением на этот счет.

Несколько стилистов тоже пришли на собрание пораньше, чтобы попрактиковаться с новыми заколками для укладки французских косичек. Одна из девушек-стилистов, собственная коса которой была заколота шпильками с приклеенными к ним морскими ракушками, только что закончила с прической сидевшей перед ней модели-стилиста, воткнув в ее волосы палочки для еды. Я слышала, как они болтали за работой о «Лучшей маленькой парикмахерской в Маршберри». Интересно, подумала я, не вздумается ли кому-то из них выйти на улицу, перейти на другую сторону и посмотреть, не зеленее ли трава возле той парикмахерской. Парикмахерши часто испытывают поистине цыганскую страсть к кочевью.

София и ее мать Линда, известная также как экс-супруга В, тоже пришли рано, и София делала ей фольговое мелирование. Когда прозвонил таймер, София развернула один листочек фольги, чтобы посмотреть, как окрашиваются волосы, а затем стала снимать с прядей остальную фольгу. Это привлекло внимание остальных.

— Это и есть светлые прядки? — спросила одна из девушек-стилистов.

Я посмотрела на Софию.

— Именно так! — подтвердила я, не подумав, что говорю.

София наградила меня хмурым взглядом.

— Иногда трудно сразу узнать человека, — проговорила она.

— О-о! — протянула я. — Какое мудрое наблюдение!

— Светлые прядки, — поправила девушку Линда, мать Софии. При этом она так четко произносила каждый звук, как будто обучала стилистов новому языку. Когда мы с Марио и Анджелой были помладше, то часто передразнивали ее. И сейчас я так и представляла, как бы мы шептались у нее за спиной: «Свет-лы-е пря-я-дки». Мы так и не поняли, что наш отец в ней нашел. Даже странноватую мать Тьюлии, Диди, было куда проще принять, когда несколькими годами раньше она появилась в нашем доме. Она не пыталась нас учить чему бы то ни было. Диди вообще не обращала на нас внимания и занималась только отцом, что нас вполне устраивало.

Несколько лет отец был одинок. Но жизнь шла вперед, матери Тьюлии и Софии снова вышли замуж и вернулись к нам работать. Поначалу я как-то об этом вообще не задумывалась, но когда я поступила в колледж, мы как-то раз в компании новых друзей обсуждали свои семьи. «Bay! — чуть ли не хором отозвались все о моей ситуации. — А мы-то думали, что это в наших семьях сложности».

— В каждой семье свои проблемы, — сказала моя мать, она же социальный работник, когда я заговорила с ней об этом. — И можешь мне поверить: многие из моих клиентов, ни секунды не раздумывая, согласились бы поменяться с тобой местами.

Довольно трудно испортить стрижку на густых кудрявых волосах, но Тьюлии это удалось. Теперь волосы ее дочери Мэгги доходили до плеч, правда, только с одной стороны. У самой Тьюлии были темные волосы и светлая кожа, как и у остальных представителей клана Шонесси, но вот чего она от него не унаследовала, так это способности делать руками то, что велят ей глаза. Как только Тьюлия закончила со стрижкой Мэгги, Анджела взяла племянницу за руку и усадила ее на другое кресло, чтобы поправить огрехи Тьюлии и подравнять Мэгги волосы.

Тьюлия же тем временем принялась за своего старшего ребенка, Мака. После нескольких взмахов ножницами одно его ухо было лишь наполовину прикрыто волосами, а второе оказалось и вовсе открытым. А челка косо спадала со лба — слева направо.

Мари о подошел к Тьюлии и осторожно забрал у нее из рук ножницы.

— Что? — недоуменно спросила она.

Покачав головой, Марио принялся исправлять причиненный ущерб. Мак был абсолютной копией Марио в подростковом возрасте. Когда я видела их вместе, у меня было такое чувство, будто я вижу компьютерную картинку, демонстрирующую, как изменится лицо того или иного мальчика с возрастом. Я надеялась, что Мак будет для Мэгги таким же хорошим братом, каким Марио был для меня.

Тут в салон из собственной двери с торжествующим видом вплыл отец. Его черные-пречериые волосы были, как водится, обильно умащены муссом и распределены ровненько по черепу. Любимое папино средство для мгновенного прикрытия лысины действовало исправно. Отец, гордившийся тем, что выглядит на каждом собрании не так, как на прежнем, сегодня надел черные кожаные брюки и черную футболку. Свитер цвета лосося был небрежно наброшен на плечи.

— Ты уверен, что он не гей? — шепотом спросил Тодд у Марио.

— Не отвлекайтесь! — шепнула им я. Мы все работали над своими записками, и сейчас были готовы начать наше «волосяное вторжение». По плану мы должны были позволить отцу открыть собрание, а потом, когда он поинтересуется, не хотим ли мы что-нибудь сказать, выступить со своим предложением.

Отец подошел к матери Софии, Линде. Взяв ее за руку, он согнулся едва ли не пополам, чтобы поцеловать ее.

— Carissima,[13]— проговорил отец, не выпуская руки Линды. — С каждым разом ты становишься все прекраснее.

Линда улыбнулась.

— Ах ты, шутник! — погрозила ему она.

Отец улыбнулся ей в ответ. Он был классным парнем, с которым можно ходить на свидания, даже если ты с ним развелась. Просто ему не удавалось поддерживать личные отношения. Выпустив наконец руку Линды, отец принялся щелкать пальцами, и все задвигали стульями, выстраивая их полукругом.

София остановилась возле меня. Я решила, что грохот передвигаемых стульев, не говоря уже об обычной шумной суете, сопровождавшей отца, заглушит наш разговор.

— Привет, — сказала я. — Попроси Крейга мне позвонить, хорошо?

Внезапно в комнате наступила мертвая тишина.

— Зачем? — ошеломленно спросила София.

— Вообще-то это не твое дело, но мне нужно поговорить с ним о Лиззи.

Я абсолютно уверена в том, что на ее лице промелькнуло выражение ревности. Мне это было приятно.

— Что… о Лиззи? — растерялась София. Я пожала плечами.

— Просто попроси его позвонить. Или не делай этого. — С этими словами я отвернулась от нее и увидела, что в это самое мгновение Прешес подбежала к отцу. Резко притормозив, она остановилась, села и протянула ему лапку. Отец не обратил на нее никакого внимания. Прешес встала и подпрыгнула. Потом еще раз. Наконец она принялась прыгать, как заведенная. Прыгуньей Прешес была изумительной — ей удавалось подбрасывать свое крохотное тельце на высоту отцовских глаз, а ведь в нем было шесть футов.

— Собака? — спросил он. — В моем салоне?

— Вовсе нет, — ответила я.