Три котла красноармейца Полухина - Анатолий Сорокин

Этих двадцати секунд хватило ровно на то, чтобы, молча взявшись с Сашей за руки, посмотреть глаза в глаза со слезами. Красноармеец Полухин только и успел тихо сказать:

— Катя, мы ещё встретимся, обязательно. Я… ну ладно, давай иди, приказ не ждёт!

Несмотря на всю серьёзность обстановки, присутствующие не могли не улыбнуться, услышав сначала звонкое чмоканье в щёку и увидев мгновение спустя в момент покрасневшее лицо Саши. И тут же последовал ироничный комментарий от комполка:

— Теперь вы все видели, как награда нашла своего героя! Красноармеец Полухин, тебя тут как раз капитан Остапчук дожидается, он тебе всё оставшееся объяснит! — полковник Молодцов аккуратно свернул разложенную на столе карту, разместил карандаши, циркуль икурвиметр в пенале, после чего все это командирское имущество исчезло в чреве кожаного портфеля. Сопровождавший комполка лейтенант взял его и вышел из комнаты, то же поначалу собрался сделать и Григорий Фёдорович. Но уже на пороге обернулся и сказал напоследок:

— Саша, твоя задача будет опасной, но ты просто слушайся капитана и, главное, сам на рожон не лезь! С твоей везучестью ты просто должен её хорошо выполнить и вернуться живым. А то кто-то этого может не пережить. И здесь даже я буду бессилен! — командир надел фуражку и исчез за дверным проёмом.

Капитан Остапчук оказался украинцем из Ворошиловграда, невысоким, полноватым, с шикарными усами и характерным южным выговором звука, обозначаемого буквой Г.

— Ну что ж, герой, пойдём тоже! — в его произношении слово «герой» приобретало сильную комическую окраску. — Ты всё слышал, добавлю только одно: чтобы издали точно поражать врага, артиллерии нужны глаза и уши. Вот всем этим мы и будем, в отрыве от остальных. Теперь понятно, почему именно тебя мне порекомендовали? То-то же!

— А как же старший сержант Журавлёв и расчёт?

— Как обычно, приказ есть приказ. С этого момента ты теперь в моём подчинении. Вот сейчас, пока твой бывший расчёт готовится к маршу, ты пулей летишь к ним, там берёшь из землянки свои вещи, личное оружие и так же пулей летишь обратно! Выполняй!

Саша метнулся к огневой позиции, где вовсю кипела работа. Гаубица-пушка была зачехлена, взята на передок и сцеплена с забавно и громко пыхтящим трактором «Сталинец». Старший сержант Журавлёв с изрядным ехидством был верен себе:

— Вот как, уже в разведку перебрался! Ну ладно, хоть меня не подсидишь, а то вижу, что ты, Полухин, хитрец, не без того. Да, вот что ещё: если тебя там убьют, разрешаешь твою барышню на меня переоформить?

— Да пошёл ты…

— А я что делаю? Ну так разрешаешь или нет?

Саша не стал ему отвечать и спустился в землянку. Ещё вчера по-своему уютное фронтовое жилище было более чем на три четверти разукомплектованным. Не хватало печки-буржуйки, стула, скатерти на грубо сколоченном столе, самодельных матрацев на спальных нарах. Со стены исчезли агитационные плакаты и листок фронтовой газеты. Сделанная из досок полка с вырезами, удобная для хранения личного оружия артиллеристов, также была погружена на передок. Впрочем, из неё уже разобрали все карабины с принадлежностями, а Сашин ППД другие бойцы расчёта оставили стоять прислонённым прикладом к полу, а дульным срезом — к стене. Чтобы грязь не попала в ствол, кто-то обмотал его промасленной тряпкой. Рядом лежали подсумки с полностью снаряжёнными запасными магазинами, а ещё один был присоединён к пистолету-пулемёту. Бывший студент уже с определённой сноровкой разместил их на своём поясном ремне, проверил постановку оружия на предохранитель и закинул его за спину.

Когда он вышел, трактор уже увёз орудие с расчётом, рядом с бывшей огневой позицией остался только грузовик-полуторка, и незнакомые Саше солдаты стали забирать из землянки оставшиеся вещи. Хотя в конце пути было заявлено уничтожение материальной части, тягачей и автотранспорта, валявшиеся в орудийном окопе гильзы и укупорки были собраны и погружены в стоящую машину: командование полка явно надеялось на лучший исход. Иначе это было просто незачем делать.

Вновь пробежка до штабного дома, где уже стояла гужевая повозка, напоминающая тачанку времён Гражданской войны. Только на заднем месте вместо пулемёта максим были капитан Остапчук с большим портфелем, переносная радиостанция и запас аккумуляторных батарей к ней, а также походная укупорка стереотрубы. Там же находились термосы с едой, уже знакомая по «анабазису» жестянка для питьевой воды с котелком, ящик с консервами и прочим сухим пайком, фураж для лошади. На переднем сиденье восседал незнакомый молодой красноармеец с лёгким признаком восточных народностей в лице. Его командир представил как Михаила Данилова, чуваша по национальности, призванного из деревни неподалёку от Чебоксар. Сам парень, хотя и не имел ничего против русского «Миша», всё же был более отзывчив на родное Мишши. А запряжённую в рессорную повозку кобылу держал под уздцы Родион Самойлов. Животное прядало своими ушами, помахивало хвостом и постоянно стремилось носом залезть в вещмешок бойца. Тот, заметив такую попытку, только ласково похлопывал его по загривку:

— Дуся, ну ты же получила свою порцию на сегодня: иморковку, и сухарик, а сахара у меня нет!

Родион и впрямь имел какой-то талант одним ведомым только ему языком налаживать понимание с любым представителем конского состава в полку. Ну кто бы другой определил, что доселе безымянная кобыла мгновенно обижается и дуется на любой задевающий её интересы поступок? Зато Самойлов-старший вмиг заметил эту её черту и как-то хитро выстроил с ней общение, да так, что несмотря на своё недовольство, она без выкрутасов выполняла его распоряжения. Но за строптивый характер солдат всё же назвал её Дусей, хотя животное вряд ли понимало вкладываемый в его имя смысл. Вот и сейчас «новокрещёная» лошадь хотела бы смачно похрустеть морковкой, но её повелитель явно не был намерен даровать ей желаемое. Вот и оставалось только помахивать хвостом да тыкаться носом в вещмешок: ведь именно оттуда доставались всякие вкусности.

— Родион, привет! Ну как там Илья?

— Не говори, Саш. Сейчас со своим орудием и гармонью куда-то уехал. А так девки с бабами из-за него чуть ли не дерутся. Вот вчера двоих растаскивали, и одна из них другую такими словами крыла по поводу моего младшенького, умора-то! Обоим взыскание объявили.

— Вот как! И почему это меня не удивляет? А ему-то что?

— А ничего! Во-первых, он сам ничего недозволенного не делал. Во-вторых, его там не было. Он снаряды от смазки чистил, тряпкой протирал, их взрыватели на вшивость проверял, да ещё при этом успевал перед Полиной байки травить. Хотя что он в ней нашёл — прыщавая она и какая-то худосочная, тощей, чем твоя Катерина. Если бы Лизка из нашей деревни такое увидела, то не миновать ему скалки! Причём непонятно за что: то ли за то, что он её променял, то ли за то, что променял на такую…

— Отставить базар! Полухин, Самойлов, давайте по местам, и поехали прямо на кладбище!

— Как так на кладбище, товарищ капитан?

— Прямо так, могилу для себя рыть будем!