От знахаря до врача. История науки врачевания - Говард Хаггард

Здесь, описывая работу Мортона, я употребляю слово «анестезия», но в то время, когда Мортон проводил свой первый демонстрационный наркоз, это слово в языке еще отсутствовало. Тот факт, что не существовало слова, обозначающего это состояние, убедительно говорит о том, что нечувствительность к боли, была чем-то радикально новым, ибо названия для постоянно наблюдаемых феноменов люди, как правило, подыскивают очень быстро.

Новый феномен не стал исключением из правила, ибо едва успела закончиться первая хирургическая операция в условиях обезболивания, выполненная на глазах ученых и врачей, как Оливера Уэнделла Холмса попросили придумать название новому состоянию. Холмс немедленно предложил назвать средство, вызывающее нечувствительность к боли «анестетиком», а само состояние – анестезией.

Двадцать один год спустя после демонстрации анестезии в Массачусетском генеральном госпитале Мортон, которому в то время едва исполнилось сорок девять лет, умер от апоплексического удара во время верховой прогулки с женой в Центральном парке Нью-Йорка. Несомненно, смерть его была ускорена скандалами, возникшими из-за споров о приоритете в использовании эфира в качестве анестетика.

Вскоре после успешной демонстрации в госпитале Мортон, совместно с доктором Джексоном, попытался запатентовать эфир под названием «летеон». Авторы были намерены взять под контроль использование летеона, выдавая врачам разрешение на его использование. Размер платы за разрешение зависел от величины населенного пункта, где практиковал врач, и колебался от 37 до 200 долларов на семилетний период. Однако название «летеон» не могло скрыть запах обычного эфира, и это вызвало негодование среди врачей и стоматологов, обвинивших Мортона и Джексона в неэтичном поведении. Как было сказано в одной журнальной статье того времени: «Хирурги Массачусетского генерального госпиталя вкупе с немногими посвященными проявили на удивление горячее рвение в восхвалении «инновации», разработка и применение которой требует незаурядных научных знаний и немалого практического опыта. Призвав на помощь классическую эрудицию, они в мгновение ока переименовали старый добрый серный эфир в «летеон»…»

Вскоре интересы Мортона и Джексона перестали совпадать. Джексон попытался представить дело так, будто он один был изобретателем анестетика. Мортон, по совету двух адвокатов – Руфуса Чоута и Галеба Кушинга – решил запатентовать свой способ применения эфира. В этот момент в трехсторонний спор о первооткрывателе анестезии вступил доктор Орас Уэллс, впервые применивший для анестезии закись азота. В 1849 году Мортон подал в конгресс прошение о вознаграждении за сделанное им открытие. Однако аналогичные прошения подали Джексон и друзья уже умершего к этому времени Уэллса. Начался знаменитый спор, занимавший внимание конгресса на протяжении нескольких лет. Спор этот сопровождался непримиримой враждой между бывшими друзьями – Мортоном и Джексоном. Одно время предлагалось даже шутливое решение – воздвигнуть статуи Мортона и Джексона на одном пьедестале, на котором следовало написать e(i)ther (игра слов – either – «и тот и другой», ether – эфир). В 1854 году был подготовлен билль о присуждении 100 тысяч долларов истинному открывателю анестезии. Окончательное решение должно было быть зачитано в сенате. Перед самым торжественным актом встал сенатор Доусон и заявил, что располагает сведениями о том, что некий доктор Лонг из Джорджии начал применять эфир для обезболивания операций за четыре года до анестезии, проведенной Мортоном в Массачусетском генеральном госпитале. Присуждение премии после этого заявления было отложено на неопределенный срок.

Доктор Лонг из города Афины, что в штате Джорджия, был обычным сельским врачом, известным только в той местности, где он практиковал. Один француз, с характерной для представителей этой нации осведомленностью в географии всех стран, за исключением Франции, назвал его «греческим врачом из Афин». Так же как Джексон, доктор Лонг наблюдал действие эфира на студенческих «эфирных посиделках» и решил попытаться использовать эфир для устранения операционной боли. Сохранился чек, выписанный Лонгом пациенту Джеймсу Винэблу за операцию под эфиром. Счет, включая анестезию, составил два доллара. Доктор Лонг и дальше продолжал использовать эфир в своей деревенской практике, но он не публиковал свои результаты и не делал ничего для распространения своего опыта среди других хирургов. Спор Мортона и Джексона привлек его только потому, что спор этот стал предметом общенационального интереса. Он сообщил о своем применении эфира сенатору Доусону не затем, чтобы получить премию конгресса, но потому, что не хотел, чтобы первооткрывателем анестезирующих свойств эфира был признан кто-то другой.

Применение эфира при хирургических операциях стало в наши дни всеобщим. Прогресс анестезиологической науки был таким быстрым, что варварство прежних хирургических операций все еще живо у здравствующих свидетелей той эпохи. Хэйден приводит описание двух операций – до и после внедрения эфира в хирургическую практику.

ТОГДА

«Притихшую, с покорными, умоляющими, как у молодой, встревоженной лани, глазами, устремленными на бесцеремонно оглядывавших ее людей, ее ввезли в операционную, заполненную людьми, жаждущими увидеть предстоящее кровопролитие, и положили на операционный стол. Из милости и сострадания к предстоявшим ей мучениям ей дали в избытке опиатов и стимуляторов сердечной деятельности, а потом, перед самой операцией, дали все это еще раз. Ее подбадривают ласковыми словами, уверениями, что операция закончится очень быстро, но зато она навсегда освободится от поразившей ее болезни. Ее призывают к спокойствию, уговаривают не вырываться, лежать спокойно с помощью ассистентов, удобно укладывают – и операция начинается.

Но что проку во всей ее решимости мужественно перенести страдания? Как только хирург скальпелем проводит первый хрустящий разрез, она содрогается от мучительного, душераздирающего вопля, тело ее корчится в попытках вырваться и бежать с операционного стола. Но санитары наготове. Сильные мужчины бросаются к ней и с силой прижимают к столу ее руки и ноги. Тишину операционной сотрясают дикие крики, от которых душа уходит в пятки у самых хладнокровных свидетелей.

Наконец, операция завершается. Измотанную болью, ослабевшую от усилий, покрытую синяками, ее выносят из операционной и увозят в палату, медленно приходить в себя после перенесенного потрясения».

ТЕПЕРЬ

«Как бы тот же случай выглядел теперь? С играющей на лице сладкой и безмятежной улыбкой – свидетельством приятного сновидения – она закрыла глаза и быстро уснула. Все ее тело обмякло, и она погрузилась в доверчивый детский сон, не видя вокруг себя неприятных фигур, готовых по первому знаку прижать ее к столу, не видя толпы медиков, готовых вмешаться в случае непредвиденных осложнений. В операционной находятся только хирург и два его ассистента, в обязанность которых входит подавать нужные хирургу инструменты, помогать при остановке кровотечения. Больше здесь сегодня никто не нужен. Не торопясь – ибо его не подгоняет необходимость закончить операцию как можно скорее, чтобы уменьшить страдания пациентки, – хирург может спокойно выполнить свою работу, приноравливаясь ко всем особенностям случая, и справиться со всеми случайностями, какие могут возникнуть в ходе операции.