Искушение астрологией, или Предсказание как искусство - Дэвид Берлински

Безымянные классики Древнего мира вошли в Дом мудрости, бормоча что-то на латыни и греческом, а вышли, свободно и бегло говоря по-арабски. Далее их путь лежал в академии Толедо и Кордовы в Испании, к необжитым и негостеприимным афганским границам или дальним портам арабского «архипелага». Математики жили непосредственно в Доме мудрости. Например, геометр аль-Джавхари, который предложил ложное доказательство пятого постулата Евклида; аль-Кинди, современник и наставник Абу-Машара, занятый реализацией тысяч бредовых интеллектуальных проектов. И аль-Хорезми, царь средневековой алгебры, от имени которого и произошло слово «алгоритм».

За четыре века существования случались в Доме мудрости и плохие времена, ученые плели политические интриги друг против друга, но потом, излечившись, Дом снова обретал свой блеск, а разногласия прощались и забывались. К XI веку Дом мудрости, подобно Александрийской библиотеке, превратился в величайший, мирового значения, центр знаний, прославившийся в веках.

Философ Ибн Сина[24], например, родился в 980 году в селе Афшана, недалеко от Бухары, на территории современного Узбекистана. Это немыслимо далеко от Багдада. И на дворе — конец X века. В шестнадцать лет Ибн Сина лечил больных, и все говорили, что он исцеляет наложением рук. Вылечив правителя из рода Саманидов по имени Нуха ибн Мансур от неопределенного недуга травами, диетой, массажем или волшебством, он получил предложение пользоваться царской библиотекой Саманидов. Останься его покровители у власти, он бы, наверное, так и прожил до конца дней в тиши их библиотеки. Однако следующие тридцать лет он почти не сидел на месте. На удивление выносливый, увлекаемый мощными потоками ближневосточной истории, Ибн Сина служил юристом в правление турецкой династии Караханидов, а потом, как писал один историк [91], «юристом в Гурганджи, учителем в Гургане и чиновником в Райе». Все эти города — тоже далеко от Багдада. Успешно помогая разным политикам и старательно обходя стороной их врагов, что традиционно требует от человека напряжения всех сил, Ибн Сина сподобился сделать ученую карьеру и написал свой шедевр Китаб аль-Шифа («Книга исцеления»). Китаб аль-Шифа — это энциклопедический трактат по всем наукам. По смелости мысли этот труд гораздо более передовой, чем все, что будет написано в Европе вплоть до XVII века. «Книга исцеления» — это и обзор евклидовой геометрии, и астрономии, и арифметики, и даже музыки, с краткими отступлениями в такие области, как картография, статика, гидростатика и оптика. Именно здесь Ибн Сина делает вывод о том — одному Богу известно, как это пришло ему в голову, — что скорость света конечна. Разумеется, его внимание, а затем и его перо привлекла теология. Бог есть форма разума, утверждал Ибн Сина, и человеческий разум становится его частью, только осознав его ясность.

Самый знаменитый физик XI века Абу-Рейхан Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни — человек еще более бескомпромиссный, чем Ибн Сина, — родился в Узбекистане, опять же вдали от райских дворцов и бассейнов Багдада. Бируни написал много трудов, и, собранные вместе, они составляют более тринадцати тысяч томов. Поддавшись общему любопытству, неизменно царившему в Доме мудрости, он писал на темы, которые энергично вырывались за пределы любых привычных стереотипов. Вот, например, книга под названием «Тени», отчет о богатой арабской системе описания различных теней. Грандиозная идея! Бывают тени длинные и короткие, падающие на землю под углом или прямо, отбрасываемые в темных коридорах и простирающиеся на всю длину залитых солнцем аркад. С тенями связаны странные феномены и необычные цвета. Именно тени во дворе подсказывают правоверным время для каждой из пяти молитв в день. Тени бывают разные: одни — голубоватые и иссиня-черные, другие все же сохраняют в своем темном сердце остаток ярости красноглазого солнца.

В середине мусульманского ренессанса время потекло, точно песок пустыни. Астрономы и астрологи, те, что были знамениты, и те, которым только предстояло прославиться, собрались в Багдаде, под покровительством ярких ночных светил. В конце IX столетия к Абу-Машару в Доме мудрости присоединились такие астрономы, как Хабаш аль-Хасиб и аль-Фаргани, автор труда «Азы астрономии». Долгое золотое мгновение продолжилось и в X веке, когда астроном аль-Наирици[25] составил комментарии к «Альмагесту». Его коллега Сабит ибн Курра, в свою очередь, отстаивал теорию о том, что равноденствие происходит из сферических колебаний, — а это изначально мысль Птолемея. Его коллега Абд аль-Рахман аль-Суфи в своем тексте «Узор звезд» составил нечто вроде карты неподвижных звезд, весьма неточную, но потрясающе красивую. Она была, по сути, предтечей «Каталога яркого скопления галактик» Дж. О. Эйбла. Астрономы и астрологи не видели разницы между астрономией и астрологией. Каждая из них была частью одной науки и отражала причинно-следственную схему мироздания. Бируни, как и все мусульманские ученые, недвусмысленно высказал предположение о том, что воздействие в мире идет от небес на землю. А коли так — кто бы в том усомнился? — то астрология обладает точно такими же правами, как сама астрономия. И звездной картой, которую представил Бируни в своем Каноне аль-Масуди, мог пользоваться Абу-Машар. В сущности, это та же замысловатая геометрическая схема, оживляющая небеса астронома, да и небеса астролога. И тут небеса обоих спокойно соединяются в единую небесную твердь.

Астрология и астрономия достигли апогея. В то время наука ислама была готова завоевать весь мир. Греческая культура подарила исламским мыслителям Аристотелеву логику — великолепную систему, тонкий метод выдвижения и оценки аргументов. «Чудо Корана» дало им Божественное откровение. Логика и вера — вещи противоположные, и все это прекрасно понимали. А за пределами гостиной астролога или приглушенной тишины Дома мудрости они становились диаметрально противоположными. И таковыми они были с самого начала, когда Багдад только появился и им управляли суровые арабские властители, у которых не было времени на размышления.

Трещина в средневековой арабской культуре появилась еще во времена правления Умайядов в VII веке. Позже она страшно расползлась, без всяких симптомов, внезапно превратившись в пропасть. Повсюду кишели пророки, проповедники и безумные богословы. В начале VIII века имам Хасан аль-Басри убеждал своих последователей держать себя в благочестии, аскезе и дисциплине. Будучи скромным, он и других призывал к скромности. Воспринимая Коран как большой живительный фонтан, аль-Басри советовал проводить жизнь в раздумьях. Если бы он больше ничего не сказал, то новой страницы в миропонимании не открыл бы. Однако аль-Басри также доказывал, что Бог одарил мужчин и женщин свободой воли и таким образом случайно, неосознанно пересек зловещую пульсирующую красную черту, отделявшую философский диспут от теологической доктрины.

Как Августин из Гиппона, муллы молодого мусульманского мира были вполне способны довести эту идею к самым отдаленным выводам. Если люди свободны, рассуждали они, значит, существует то, чего Бог не знает и не может контролировать. А раз так, разве Он всемогущ? А если не всемогущ, то какой же он Бог?