Убит поток - Роман Власов

– А! Горб!

– Угу.

– У меня нет.

– Угу.

Мальчуган ещё раз чихает. Разговор заходит в тупик.

– Ты не знаешь, случайно, когда придёт автобус?

Он пожимает плечами и отвечает:

– Сколо. А куда ты едешь?

– В столицу. У меня дочь родилась…

– Маленькая?

– Не знаю. Маленькая, полагаю.

– Должна быть маленькая.

– О…

– А как назовёшь? Буля, наверное?

– Буля?

– Всех маленьких девочек называют Буля. Б-у-у-у-у-ля! Смешно.

– Я назову её…

>Агния

– Бууу, – говорит мальчуган и подбрасывает мяч.

>Мара

– Пщ, – говорит мальчуган и подбрасывает мяч.

>Тамила

– А мама говорит… – произносит было мальчуган, но останавливается на полуслове, чешет нос и подбрасывает мяч.

>Юна

– Беееее, – говорит мальчуган и подбрасывает мяч.

Автобус. Появляется из-за леса. Медленно тарахтит по кочкам. Маленький, жёлтый, грязный.

К этому времени Молчан уже дремлет. Бросил на траву рюкзак, сел, прислонился к нему, скрестил ноги, повернул лицо к солнцу, прикрыл глаза.

На пастбище за деревней мычат коровы, скрипит ржавый флюгер на ближайшем заброшенном доме, каркает ворона, крякают утки, шумит лес.

Родилась дочь… Такие дела…

Автобус подъезжает к остановке. Кренится на правый бок. Стёкла опущены. Салон весь забит. В окнах головы. Квадратные, металлические головы разных размеров… Не люди. Роботы.

– Деревня Вороний Куст! – громогласно объявляет водитель. Дородная тётка в шерстяной шапке и оранжевом жилете.

– Мелкий, давай на выход! – орёт после паузы. Внутри начинается какое-то копошение, но никто не появляется. Тётка вздыхает так, что дрожит весь автобус, задом выбирается из своей кабины и заходит в салон.

– Ну-ка убрали свои клешни из прохода! Ты, длинный, голову пригнул! Вот так! И ничего пищать.

Наконец она выкидывает на улицу маленького робота на гусеницах. В лапках он держит что-то отдалённо напоминающее метлу. Глянув по сторонам, тут же подползает к остановке, брызгает едкой жидкостью на похабную надпись и принимается тереть.

– О… Ты ко мне, что ли, красавец? – спрашивает тётка-водитель у Молчана.

– Да.

– Ну, заходи, – открывает она дверь кабины.

– А туда?.. – указывает он на салон с роботами.

– Они там друг на друге штабелями лежат. Железяки хреновы. Не поместишься.

В кабине тесно, пахнет супом, везде шелуха от семечек. Громко играет музыка. Старые песни. Из детства.

Сидеть приходится на маленьком откидном стуле, подогнув ноги. В бок упирается огнетушитель. Неудобно.

Едут.

– Развожу вот, понимаешь, – говорит тётка. – Всю кровь выпили болваны эти. Говорили: они умные, что люди. Сами будут входить, выходить, все дела делать, ты им только остановки объявляй. Ага, накося выкуси!

– А зачем вы их, простите?..

– Потому что больше некому. По расписанию транспорт им сделают через полгода. Понимаешь, да? План, загрузка, то-сё… А я вози!.. Но зато вот честно скажу: что они там обещают в электронном правительстве, всё выполняют. И вовремя! Тютелька в тютельку!..

– Да… – Молчан кивает.

– Не знаю уж, кто там всё решает, машины – не машины, главное, чтобы результат был, я так рассуждаю… Вот ломался у меня автобус – пылесос, знаешь, древний, заслуженный, с норовом… Подожди-ка… Эй! Не орать там!.. Слышал, да? Распищались! Кнопку зажало у кого-то, и пошло… Так вот, сломался мой пылесос. Я думаю, ну, сейчас пойдёт бюрократия, но нет! Посчитали, повертели, красной лампочкой помигали из ящика ихнего – и через час ремонтника прислали. Первой категории ремонтника, не хухры-мухры. Вот так вот! Важное дело делаю! Роботов развожу!

Молчан кивает ещё раз.

– Слушай, красавец, а ты-то куда намылился? Чего не на работе? Чего план не выполняешь, как все люди?

– У меня дочь родилась. В столице. Еду.

– О! Ну, поздравляю, папаша! От души, от души… Как назовёшь?

>Агния

Тётка цокает языком.

– Не в почёте сейчас такие имена… Но если в деревне будете жить, то сойдёт.

Молчан ничего не отвечает. Рассматривает старые рекламные объявления на пожелтевшей газете. Куплю, продам, обменяю… Теперь ничего этого нет. Ни «куплю», ни «продам», ни бумажных газет, ни объявлений, ничего.

– По мне так, конечно, давно пора было всю эту пламенную братию разгонять, – продолжает тётка. – Ну, хорошо, ну вот Бог. Я верю в Бога. Я вот честно говорю… Много лет прожила. Понимаю, что не так просто всё тут у нас вертится. Тут кто-то должен и за рулём сидеть, и масло в мотор вовремя подливать. Ну, как бы мир наш – это автобус, понял, да? Не поедет сам автобус. Развалится, заржавеет, и все дела… Ну, так вот. Бог есть. Но почему же своими посланниками он выбрал этих прохиндеев? Все такие расфуфыренные, в халатах. Банных!.. Подайте, де, служителям Великого Пламени. А у самих морда от жратвы трескается… А те, кто не прохиндеи, те того. – Крутит пальцем у виска. – Видела раз, как демонов один изгонял. Сначала бил палкой мужичка со всей силы. Потом забрался к нему на спину и давай кругами ездить. Оба вопят истошно: и жрец, и мужичок – ужас!

Молчан вспоминает, как сам в юности высказывал что-то подобное матери. Та сидела, закрыв глаза. Мозолистые руки лежали на подлокотнике кресла. Слушала. Потом сказала усталым, простуженным голосом: «Дурачок ты. Смотришь на стену, а видишь лишь грязь на кирпичах». Грязь на кирпичах… Да…

>Мара

Тётка хохочет:

– Ты чё, красавец, сбрендил?

– Простите…

– Кикиморой бы ещё назвал. Хорошее имя. Кикимора. Звучное.

Молчан предпочитает ничего не отвечать. Смотрит в окно. По полю медленно едет трактор. За ним аккуратно ступает с кочки на кочку похожий на цаплю механизм. Время от времени берёт длинным клювом пробы грунта. Обучается.

– Слушай, это мода, что ли, такая на это?

– На что?

– Ну, на сказочные эти имена. Мара там, Яга… Кощея вот знаю одного, малолетку… Кощей, ёлки-моталки…

Он снова ничего не отвечает.

– Я всё поняла. Ты чудик!.. Послушай меня, чудик, опытного человека, не называй дочь Марой. В школе все дразнить будут. Дети они такие, знаешь… А у нас тут особенно. Где в городе, оно, может, и ничего… В общем, надо оно тебе? Не надо! Я говорю.