Санаторий имени Ленина - Нина Стожкова

– А лужи крови, которые он оставлял за собой? Что вы можете о них сказать? – быстрым шепотом спросила Лина, боясь, как бы собеседница не оборвала разговор.

– Да когда это было? Целая жизнь с тех пор прошла, – тихо сказала Марго.

Лина видела, что Марго уходит от ответа, однако давить на нее дальше было бессмысленно.

Стало смеркаться, на аллеях парка зажглись фонари. Собеседница наспех попрощалась с Линой и растворилась в сумерках.

Лина осталась одна в беседке. С танцплощадки доносились песни ансамбля «Верасы», однако идти на праздник жизни не хотелось. Настроение было совершенно не танцевальным. Лина думала о том, что ничто не исчезает бесследно, события нашей жизни встраиваются одно в другое, словно паззлы, и, если сдвинуть позднейшие фрагменты, то первые, казалось бы, давно и прочно вбитые, вдруг вывалятся из картины в самый неподходящий момент и обнажат в паззле зияющие дыры.

Объявление, висевшее у входа в столовую было неприметным и блеклым, словно дирекция специально рассчитывала на то, что его никто не захочет читать. Оно гласило: «Сегодня в 16.00 в клубе состоится встреча с директором Санатория имени Ленина. Вы сможете задать ему любые вопросы и высказать все претензии относительно вашего пребывания здесь». В назначенное время Лина явилась в переполненный зал и поняла, что острые вопросы к администрации накопились не только у нее.

Директор санатория оказался, несмотря на молодость (на вид ему было лет тридцать) тертым административным калачом. Все претензии отдыхающих он отбивал так же ловко, как мастер спорта по теннису – самые трудные мячи. Для моральной поддержки директор привел с собой санаторного гастроэнтеролога – сухонького дедушку, похожего на доктора Айболита. Первые полчаса, когда директор ловко отбивал вопросы об ужасном состоянии корпусов и номеров, «Айболит» мирно дремал в президиуме, подперев узкую седую бородку руками. Но едва речь зашла об ужасном питании в санатории, доктор встрепенулся и резво подскочил. Затем оглядел долгим язвительным взглядом первый ряд отдыхающих, заполнивших зал и вдруг резким движением выкинул вперед руку, словно Ленин на броневике.

– Товарищи! – воскликнул врач надтреснутым стариковским дискантом. – Открою вам жестокую правду, так что не обижайтесь. В нашем с вами возрасте есть вообще вредно, а вкусно есть – тем более.

Зал, заполненный главным образом пенсионерами, растерянно притих, пытаясь переварить эту новость. Оратор, воодушевленный успехом, продолжал рубить правду-матку. Сообщил залу, что скудное и невкусное санаторное питание как раз-таки рассчитано на пожилых и больных людей. Мол, все эти малоаппетитные на вид «суфле» и жидкие кашки на воде – как раз то, что необходимо пенсионерам. Старики в зале закивали головами и окончательно притихли. Доктор убедился, что перехватил у жалобщиков повестку, и принялся щелкать последующие претензии пациентов, как баянист Михалыч семечки.

– В корпусах нет свободных тонометров? – грозно повторил он вопрос из зала и пошел в атаку. – Так это вы сами, граждане отдыхающие, виноваты. Как только мы что-нибудь приобретаем для санатория, так вы буквально в ту же минуту это портите. Поломали все тонометры, вандалы! – ловко вернул оратор претензии окончательно сникшей аудитории. Старушки в зале виновато переглянулись, хотя ничего из санаторского имущества испортить пока не успели. Однако напор с бородкой доктора всех ошеломил и обезоружил.

Не удивительно, что директор через минуту уже мило общался со сломленной и деморализованной «Айболитом» аудиторией. В финале шеф санатория открыл карты. Признался, что он сам, аки Гарун аль Рашид, вечерами прогуливается по аллеям санатория и прислушивается к жалобам отдыхающих.

«Видимо, на следующий день психотерапевт назначает особенно много валерианово-бромовых ванн…», – подумала Лина. Она подняла руку, и, дождавшись, когда директор ей покровительственно кивнул, вскочила с места.

– Скажите, пожалуйста, что вам известно про расследование полиции? – спросила Лина неожиданно звонким голосом.

В зале наступила полная тишина.

– Какое расследование? – удивленно пожал плечами оратор. – Не понимаю, женщина, о чем вы…

– Рядом с территорией санатория утонул молодой мужчина, журналист из Москвы. Мы имеем право знать, что здесь случилось, – не отступала Лина, внимательно следя за реакцией директора.

– Ах, вы об этом… – неохотно отозвался он. Лицо руководителя санатория внезапно покрылось красными пятнами. – Уверяю вас, друзья, это был несчастный случай. Конечно, трагедия и все такое, но в жизни, к сожалению, подобное нередко случается. Отдыхайте, граждане, спокойно, занимайтесь здоровьем. Гарантирую вам, что у нас не опаснее, чем в детском садике. Все находится под контролем администрации. Я открыт любым претензиям, приходите, советуйтесь. А сейчас позвольте проститься, нас с доктором ждут неотложные дела.

На сцену выпорхнула заведующая клубом Инесса в длинном блестящем платье и объявила звонким голосом:

– Друзья, не расходитесь, сейчас состоится концерт силами отдыхающих санатория.

Лина поднялась было с места, но публика, появившаяся из-за кулис, заставила ее вернуться в скрипучее кресло. На авансцене стояли уже не бабушки, певшие частушки возле клуба, а вполне современные дамы. В лучшем случае им было 50+, однако в артистках угадывались бывалые каэспэшницы и самодеятельные хоровички, привыкшие петь ночами у походного костра. Женское общество разбавлял «король танцплощадки», поразивший Лину накануне твистовыми па и джайвовыми прыжками. Это был Борис, мужчина с ухватками бывалого походника и исполнителя бардовской классики.

– Давайте восклицать, друг другом восхищаться! – неожиданно громко грянули исполнители. Этот призыв озадачил пенсионеров. Восхищаться сломанными тонометрами не хотелось, и многие стали пробираться к выходу. Лина заметила, что среди них была и баба Зоя.

– Ни голоса, ни форсу, – пробурчала она под нос, ни к кому конкретно не обращаясь, и стала еще активнее продвигаться по проходу.

– А теперь Борис прочтет балладу Киплинга, – с почтением объявила одна из дам. Увы, просветительскую миссию представителя былой научно-технической интеллигенции аудитория не оценила, и вскоре отважный чтец-декламатор выступал перед пустым залом.

Песни Окуджавы в исполнении молодых пенсионерок не слишком взбодрили Лину. Они вдруг показались старомодными, резко диссонирующими с нынешним жестким и нередко жестоким временем. Это вам не зонги Монеточки или рэп Хаски, поднимающие молодежь на митинги, а наивные, хотя и симпатичные песни из прошлого. Лине пришлось честно признаться себе: она в тупике. Еще парочка таких же «успешных» бесед с местными жителями и с дирекцией, и ее расследование будет загублено, как говорится, на корню. Завтра по санаторию поползет, если уже не пополз, слух о неадекватной дамочке, которая пристает ко всем с расспросами о гибели журналиста, и, главное, зачем-то ворошит событиях двадцатилетней давности. Если Петр Воронов, как считает Марго, по-прежнему в курсе местных событий, то завтра все местные закроют рот на замок и дальнейшее расследование окажется бессмысленным. Лина подумала, что лишь один человек с его связями в полиции способен прояснить мутную историю с гибелью несчастного парня, и набрала хорошо знакомый номер.