Дорогая Венди - Э.К. Уайз

– Ты очень на меня злишься, Венди?

– Наверное. – Венди на него не смотрит.

Вообще-то, она устала. Она спрашивала у каждого мальчика, который приходил в палатку, примерно то же самое, что у Роджера, и они отвечали одно и то же. Она не спросила только Джона и Майкла. Что, если она увидит по их глазам, что они уже забывают? Что, если они не смогут вспомнить родителей? Она уже обнаружила, что если не сосредоточиться, сложно вспомнить дом или вообще любое место, кроме Неверленда. Так что она не решилась спросить, побоявшись услышать ответ.

– Пошли со мной. – Питер внезапно хватает её за руку, тянет и поднимает на ноги. Он ухмыляется ей, глаза блестят, обещая приключение, и она как-то сразу прощает его, потому что за ним хочется идти куда угодно.

– Я обещал тебе секрет и сейчас покажу его тебе за то, что ты так славно подлатала моих солдат. Это правда очень хороший секрет. Я никому его раньше не показывал.

Неверленд – сейчас

Венди собирается с духом и забирается в разрушенный корабль. Она знает, что он лежит на песке, и всё-таки наполовину ожидает, что палуба качнётся под ногами, доски скрипнут, когда Крюк нависнет над своей добычей, всем телом выражая угрозу. Она всё прислушивается, ожидая услышать крики, рёв приказов и хлопанье парусов на ветру. Ещё она наполовину ожидает увидеть скелеты, такие же, как те, что завалили лагуну, но корабль совершенно пуст и совершенно тих.

Внутренняя часть корабля осталась в основном не тронута – он только покосился. Те русалки в лагуне, как бы ни была ужасна их смерть, – те смерти хотя бы были понятны. Здесь же она будто чувствует, как двигается вокруг неё пропавшая команда, словно в любую секунду один из пиратов Крюка может задеть её рукав, пока бежит с одного края палубы на другой. Она не верит в призраков – не в тех, которые населяют дома и корабли. Впрочем, в детстве она видела, как небывалое чудовище с тёмной пятнистой шкурой и слюной, капающей из пасти, поднялось из волн и откусило вторую руку Крюка. Она встречала русалок, она умеет летать. Почему бы и призракам не существовать?

Если бы Крюк всё ещё был здесь, казался бы он ей таким же злодеем? Когда она была ребёнком, она не смогла рассмотреть истинную суть Питера или хотя бы понять, что за его играми и сияющими улыбками есть что-то ещё. Может быть, и его злейшего врага она оценила неверно? Смогла бы она разглядеть тень отчаяния в глазах Крюка? Страха? Венди может только представлять, на что была похожа его жизнь в Неверленде: взрослый мужчина, запертый здесь по воле капризного мальчишки, такой же заложник молниеносных смен настроения Питера, как и приливы, и ветра, и погода.

Венди проверяет ногой наклонную палубу. Доски жалуются, но ступня не проваливается внутрь. Сколько лет этот корабль запекался на солнце, пока вся влага не испарилась, как будто он был создан для песка, а не для моря? Когда она была тут в прошлый раз, они с Джоном и Майклом большую часть времени были привязаны к главной мачте, пока Питер их не спас. Тогда она так и не разглядела эту часть корабля. Венди не имеет представления о том, как должен выглядеть настоящий пиратский корабль, но раз уж она здесь, приходится довериться мнению Питера. В какой-то узкой комнате с потолка свисают спутанные обрывки сеток-гамаков. Здесь, наверное, был камбуз – она находит перевёрнутые ящики и пустые бочки. И везде, где она пробирается, её преследует всё то же ощущение незримого присутствия, будто за ней следят, но при этом никого, кроме неё, нет.

Наконец на носу корабля она находит большую каюту – наверняка капитанскую. Обрывки богатой парчи, тёмной, как свежая кровь, свисают над узкой койкой. Письменный стол перевернулся и валяется у стены. Матросский сундучок распахнут, вещи из него разбросаны по всей каюте. Рама в полный рост ещё хранит осколки посеребренного стекла. Они тускло мерцают в лучах света, что сочится через окно – когда-то оно смотрело на море, а теперь открывается в небо.

Толстое неровное стекло искажает свет, делает его болезненно-жёлтым, цвета некрепкого чая. За стеклом мелькает тень, отражается в осколке зеркала у ног Венди, привлекает её внимание. Из осколка на неё смотрит глаз. Венди давится воплем, зажимает рот рукой, чтобы заглушить звук. Это глаз Крюка, тёмный и блестящий.

Она отшатывается назад, прижимается к стене с сильно бьющимся сердцем. С этого угла в зеркале видно только гладкое дерево потолка. Шажок вперёд – и она заглядывает в осколок. Заставляет себя взглянуть туда, задержав дыхание. Ничего. Просто зеркало, никто не смотрит на неё оттуда, кроме её собственного отражения.

Но нервы всё ещё натянуты, как струна, и не отпускает ощущение, что вокруг призраки. Она пытается представить, каким был шторм, если он нанёс такие повреждения. Может, это Питер устал от бесконечных битв со старым врагом и придумал такую огромную волну, что она подхватила целый корабль Крюка и разбила его о берег?

Венди осматривает предметы, разбросанные по каюте: пустые бутылки, разбитые и целые; стеклянный шар, растрескавшийся и помутневший; несколько монет. Они истёрлись, но изображения ещё можно рассмотреть – на одной стороне ухмыляющийся череп, на другой какая-то птичка. На них нет никаких отметок, что относили бы их к конкретной стране, но их и не может быть. Это всего лишь представление Питера о пиратских сокровищах.

Венди опускается на колени и заглядывает под койку. В темноте что-то блестит, и у Венди перехватывает дыхание. Это может быть ещё один осколок зеркала, и ей страшно увидеть, что может смотреть на неё из него, но она заставляет себя лечь на пол и вытащить предмет наружу. Сабля капитана Крюка.

Венди встаёт, рассматривая клинок. Он такой же, каким она его помнит: изогнутый, с рукоятью, обтянутой красной кожей. Она смыкает пальцы за потускневшей золотой гардой тонкой работы, чтобы проверить, как сабля лежит в руке. Взмахивает для пробы, и клинок поёт на высокой ноте, со свистом разрезая воздух. Венди касается лезвия подушечкой большого пальца, не надавливая. Ещё острый.

Когда она вытягивает руку, сабля не тянет вниз. Она похожа на те сокровища – у настоящих пиратов оружие другое. Неважно, что она не училась фехтовать. В Неверленде необученный ребёнок может так же легко сражаться на мечах, как и закалённый воин. Как и сам корабль, как и пираты, эта сабля – не настоящая, а всего лишь мальчишеская фантазия о том, каким должен быть меч. Просто игрушка, да только достаточно острая, чтобы убить, потому что Питер – вот такой мальчик.

Она не может найти ни ножен, ни ремня, так что завязывает шаль потуже на поясе и суёт меч за неё. Вдруг тянет покрасоваться – жаль, зеркало разбито. Глупо, но хочется посмотреть на себя. Выглядит ли она так же грозно и внушительно, как сам капитан?

Она представляет себе усмешку Крюка, его красный бархатный камзол – красный, как кровь, как маки, разлетавшийся, когда он шагал или поворачивался, с широкими отворотами и сверкающими пуговицами. Она была очень напугана, но даже тогда ей хотелось пощупать этот бархат, чтобы почувствовать, каков он. Воздух вокруг дрожит, доски под ногами прогибаются под несуществующими шагами. Чем дольше она стоит в каюте, тем скорее, кажется, призовёт призрак Крюка. Она почти видит, как он царственно шагает по палубе, грозит кулаком и зовёт Питера прийти и забрать награду: Венди и её братьев. Она даже чувствует запах масла от длинных тяжёлых локонов, спадающих по спине Крюка, чёрных, как вороново крыло.