Плюшевый свидетель - Анна Данилова

– Но как можно случайно найти зарытые в землю вещи на двенадцатом километре?

– Понятия не имею.

– Ты еще никого не отправлял туда? Ничего не предпринимал?

– Как же, отправил Славку, опера, он самый честный, на него можно положиться. Мы нашли мощные фонари, лопату, и теперь вот сижу, жду, когда он мне возвонит… И если это правда, то, что сказала тетка, то после обследования этих ценностей на предмет отпечатков пальцев и прочего мне уже будет проще работать с твоей Верой. Между прочим, она изменилась после встречи с тобой. Ты словно вдохнул в нее жизнь. Если раньше она вела себя так, словно ей все до лампочки, и на лице ее было написано, что она готова прямо сейчас сесть в тюрьму, то сейчас она рвется на свободу.

– Я принес ей еду…

– Оставляй. Как разберусь с наследством Нагаева, постараюсь ей передать.

И тут дверь распахнулась, и в кабинет заглянул веснушчатый парень с маленькими круглыми очками на носу. Веселые глаза его выдавали радость. И Мещанинов почему-то сразу догадался, что это и есть Славка, тот самый честный опер, которого Котельников посылал на двенадцатый километр московской дороги.

– Все свои, говори… – Котельников внимательно посмотрел ему в глаза. – Ну же, не томи…

– Все нашел. Как и было сказано. Внести?

– Давай.

Он исчез и вернулся уже с большим тяжелым узлом. Толстая узорчатая ткань была перепачкана в черной влажной земле.

– Закрой дверь. – Котельников принял из рук Славки узел и осторожно опустил на пол. Медленно развязывая узел, он чему-то ухмылялся.

Мягкий желтый свет электрической лампы осветил появившиеся из-под покрывала серебряные вазы, иконы, две тяжелые шкатулки, в которых оказались старинные монеты, толстые книги в кожаных переплетах с серебряными пряжками, четыре завернутые в полиэтилен картины кисти Репина, Коровина и Куинджи и прилагающуюся к этому всему опись. Помимо этого, на свет была извлечена большая прямоугольная жестяная банка из-под печенья, набитая долларами и портмоне с десятью тысячами рублей.

– Мужики, вы что-нибудь понимаете? Звонит какая-то ненормальная и говорит, где находится, по сути, клад Нагаева. Почему она не взяла ни рубля? Ни доллара? Разве такие люди еще существуют? – недоумевал Котельников, держа в руках раскрытую коробку с долларами.

– Здесь что-то не так, что-то нечисто… – высказал вслух свои мысли Александр. – И звонил, судя по всему, сам убийца. Ты вот позвони, спроси, какой голос был у звонившей женщины?

– Я и так знаю. Низкий, прокуренный, с небольшим прибалтийским акцентом.

– Если акцент, то сразу можно предположить, что голос изменяли. А что касается прокуренности, вполне вероятно, это был все же мужчина, который пытался говорить женским голосом. И это был наверняка убийца или человек, имеющий непосредственное отношение к убийству. Возможно, они вместе были на квартире Нагаева, пришли, чтобы его ограбить, зная, что его не должно быть дома. Так часто бывает…

– Это ты мне говоришь? – усмехнулся Котельников, не сводя взгляда с коробки, уже закрытой, и рассматривая рисунок на крышке – зимний пейзаж с уютным сказочным домиком, падающим снегом, луной и собачкой…

– Они, возможно, и не собирались его убивать, но поскольку он оказался дома, то один из подельщиков все же убил его, после чего квартира доктора была ограблена, и узел с добром был закопан под ивой возле дороги…

– Нет, Саша, чудес не бывает, и человек, совершивший столь тяжкое преступление, не стал бы церемониться со своим подельщиком, если бы понял, что тот готов идти сдаваться… Только человек кристально чистый способен позвонить нам и сказать, где находятся сокровища. Ведь он не взял ни рубля…

– А может, взял?

– Тогда что же ему мешало взять все деньги? Нет, в том-то и дело, что сокровища возвращены полностью, принципиально. И Нагаева убили не из-за картин и икон. Это сложное убийство, и твоя Вера, как это ни печально, все же имеет к нему отношение… Я это чувствую. Возможно, Вера помогала убийце, потому что знала мотив. Она одобряла убийцу. И если сначала в их планы входило представить это убийство именно как сопутствующее ограблению, то потом планы их изменились. Веру кто-то выдал, с одной стороны, но, с другой, тот, кто действовал с ней заодно, решил вернуть награбленное. – Сергей перевел дух и потянулся, разминаясь и пытаясь снять с себя подступающую сонливость. – Я устал, если честно, и ничего, ничего уже не понимаю… Ведь всего несколько минут тому назад я говорил тебе обратное…

– Да, ты говорил, что Вера здесь ни при чем, – напомнил ему Мещанинов.

– Предлагаю оставить все это до утра. У меня уже голова разболелась. Давайте все по домам, а завтра ты, – он обратился с Мещанинову, – позвони мне. Может, что-нибудь прояснится. Насчет еды не беспокойся, я все устрою, и твоя Вера не умрет с голоду. Что касается этого узла, то я сейчас запру его в сейф, а утром оформлю все как полагается. Заодно и сверим опись, – и он помахал перед носом у Александра густо исписанным большим листом бумаги. – Завтра же отдам это на экспертизу, все написано от руки, а это тоже немало.

Александр попрощался с Сергеем и поехал к Собакину.

Захар встретил его в халате и с сигаретой в руке. Он жил с женой и сыном. В просторной передней стоял гоночный велосипед, на полу в круглом аквариуме вместо рыб торчали разноцветные зонты.

– Все спят, поэтому будем говорить на кухне, – Захар пригласил Александра к уже накрытому столу. – Я ждал тебя. По глазам вижу, что хочешь есть, поэтому не ломайся, не отказывайся и садись. Вот здесь селедочка, картошка, остыла, правда, колбаска. Ты за рулем, поэтому согрею чай. У меня отличный чай, ты такой никогда не пил… У тебя что-нибудь стряслось?

– Стряслось, – и Александр рассказал ему про Веру.

– Вера… – задумчиво произнес Собакин и зацепил вилкой ломтик маринованной селедки. – Мы с Ренатом часто встречались, он много чего интересного из своей практики рассказывал, но имен, разумеется, не называл. Знаешь, какой больной народ вокруг нас живет? Да и мы сами, скажу я тебе, нездоровы. Но вот одна особа доставала его больше других. И все по телефону. Угрожала ему, говорила какие-то оскорбительные вещи, открытым текстом заявляла ему о том, что он ее в молодости соблазнил и она от него родила ребенка. Потом придумала, что детей уже двое, что им нечего есть, и если он в ближайшее время не станет присылать ей алиментов, то она найдет способ его заставить сделать это… Словом, полнейший бред. А потом пошли звонки с угрозами…

– Но зачем он все это слушал?

– Как он мне объяснил, этот голос казался ему знакомым, и он, слушая эту ненормальную, хотел вычислить ее, чтобы в будущем эти звонки наконец прекратились. Он пытался вспомнить, кто из больных, точнее, тех, с кем он работал как психотерапевт, был в него влюблен. Оказалось, как он мне говорил, что их довольно много. Женщины, особенно в критическом возрасте, зачастую видели в нем не только психотерапевта, но и мужчину. Ведь в основном проблемы возникали у них именно из-за равнодушия к ним мужей или любовников. А Ренат, в силу своей профессии, тратил на них много времени. Внимательно выслушивал их, понимал наконец, и то участие, которое он принимал в их проблемах, да и в жизни в целом, некоторые воспринимали как любовь. Обычные дела… Мне жаль, что его нет и что он никогда больше не переступит порога этой квартиры. Он был замечательным человеком, с ним было общаться одно удовольствие. Умен, красноречив… А как он умел посмеяться, как рассказывал анекдоты! Я не знаю больше ни одного такого человека. И мне его очень не хватает. Что касается твоей Веры, то здесь, я чувствую, что-то нечисто. Пусть она не убивала, вернее, конечно, она не убивала, раз вы были с ней вместе в момент убийства, но убийца почему-то решил подставить именно ее. Почему? Насколько я понял, одна Августа знала о том, что твоя Вера собирается встретиться с Ренатом.