Русские были и небылицы - Игорь Кузнецов

– Ты зачем, – говорит, – им помогал? Я тебя рядил?

Вынул вместо трех рублей один рубль и отдал мужикам. Те чуть не плачут.

– Будет, – говорит, – с вас!

Сам ушел домой. Ломов и говорит:

– Не печальтесь! Я с ним сыграю штуку…

Взял якорь на плечо и попер его в гору. Навстречу баба с ведрами попалась (дело было к вечеру), увидала она Ломова, думала, что сам нечистый идет, вскрикнула и упала замертво. Ломов взошел на гору, подошел к купцову дому и повесил якорь на ворота. Вернулся к мужикам и говорит:

– Ну, братцы, теперь он и тремя рублями не отделается; снимать-то вы же будете! Смотрите, дешево не берите!

Мужики его поблагодарили и после большие деньги взяли с купца.

На Волге, бывало, Ломов шутки с бурлаками шутил.

– Ну, братцы, кто меня перегонит? Я побегу бечевой, под каждую руку по девятипудовому кулю возьму, а вы бегите порожние.

Ударятся бежать, и всегда Ломов выигрывал.

Появился раз в Москве богатырь; никто на бою с ним сладить не мог.

Только одна казачка в лавочке, на торгу сидела (сердце у нее разгорелось) и говорит:

– Я с ним драться пойду!

Стали ее уговаривать:

– Куда тебе?

То, другое, нет – пойду да пойду. Говорит казачка богатырю:

– Хочешь со мною до разу биться?

– Пожалуй, – говорит.

Богатырь выпил в кабаке восемнадцать шкаликов, а казачка – всего семь. Вышли. Заклад был положен за богатыря двести рублей, а казачка сама за себя положила – за нее никто не клал. Стали конаться[8], кому первому бить. Выпало бить богатырю-бойцу.

Вот он развернулся да как ударит – казачка посинела индо вся и упала; потом опамятовалась, пошла-выпила восемнадцать шкаликов, сняла с себя всю одежу – осталась только в одной рубашке, в коротеньких рукавичках и говорит:

– Ну, теперь стой! Я ударю.

Тот говорит:

– Да я тебя с ног сшиб, чего же бояться-то?

– Если б, – говорит, – ты меня убил, тогда так, а я еще жива.

Ну, присудили сызнова им стать. Вот казачка развернулась да как ударит в самый хрип московского богатыря – так индо сердце на кулаке так и вынесла.

– Вот как, – говорит, – по нашему-то бьют!

Богатырь и не дрогнулся.

Все диву давались, откуда у казачки сила такая.

А у нее муж был.

– Не стану, – говорит, – я с такой жить. Какая ты баба? Ты меня убьешь, пожалуй!

Казачка и говорит:

– Нет, я против тебя моего закона ничего не сделаю, все от тебя перенесу.

И зажили опять, а то было муж бросить ее хотел.

Пашко, уроженец деревни, до сих пор называющейся именем богатыря – Пашкиной, раз пахал землю на берегу реки в то время, когда по реке плыли сверху семь человек разбойников. У разбойников было крепкое, темное слово. Сказали они это слово на ветер. Нес это темное слово ветер на заказанное место – и стала у богатыря лошадь как вкопанная и не шла по полосе дальше вперед.

Не стерпел силач Пашко обиды такой, а замка от заговору темный человек не знает. Надо донять злых людей хитростью и мощью своей. Посылает он своего работника по берегу наследить за разбойниками, куда они придут, где остановятся, и только бы на одно место сели: на воде они сильны, не одолишь. Разбойники свернули на реку Пёзу – так работник и сказывает.

Рассказывают также и другое, что Пашко не сробел, когда встала его лошадь. Он послал и свое запретное слово – и лодка разбойничья стала и с места не тронулась. Да атаман был толков, знал замок и сказывал:

– Братцы! Есть кто-то сильнее меня, побежим!

И побежали. Зашел Пашко по пути за товарищем Тропой, таким же, как и он, силачом, и с его деревни, и с ним вместе повернул на лес. Нагнал Пашко разбойников на реке Пёзе. Разбойники наладились кашу варить, да видит атаман кровь в каше, пугается крепко и товарищам сказывает:

– Беда-де на вороту, скоро тот, кто сильнее нас, сюда будет!

И не успел слов этих всех вымолвить, явился и сам Пашко: одного разбойника убил, и другого, и всех до седьмого. Остался один атаман. Бегает он кругом дерева, и исстреливает Пашко все дерево в щепы и не может попасть в атамана. Накладывает на лук последнюю стрелу и крестит ее крестом святым. Валится от этой честно́й стрелы враг его и супостат на веки вечные.

И до сих еще пор старожилы показывают на пёзском волоку между Мезенью и Печорой то дерево, которое исщепал своими стрелами богатырь Пашко. И до сих еще пор всякий проезжий и прохожий человек считает неизменным и безотлагательным долгом бросить охапку хворосту на проклятое, окаянное место могилы убитого атамана. Там уже образовался огромный курган. А за Пашко осталось на веки вечные от этого дела прозванье Туголукого.

Вверх по реке Сойде есть ручей Гусинец, подле которого жил когда-то Гусь-богатырь. Подле ручья, текущего в левую сторону реки Сойды, есть Гусева поляна, теперь сделавшаяся бором, на котором растут огромные сосны. Здесь еще видно место, где было Гусево жилище, по остаткам груды каменьев. Недалеко есть большой порог, вниз по реке Сойде. В этом месте жил богатырь со своею семьей, которая состояла из жены, дочери и маленького сына.

В давние времена ходило по Руси много разбойников. Одни из разбойников со своим атаманом, после грабежей и убийств, привыкли ходить в одно уединенное и сокрытое место для пристанища. Атаман хотел убить Гуся по любви к его жене. Убить, однако же, не мог: не хватало сил против богатыря. Раз жена подпоила своего мужа хмельными напитками и стала спрашивать:

– Скажи, дружок, чего ни уж ты боишься? Чего ни есть такое, от чего ты слабеешь?

Тогда Гусь сказал:

– Боюсь я женских волос: если хоть одним волосом обмотаешь мою руку, я не могу тронуться с места.

Тогда жена перевязала сонного мужа своими волосами. Он проснулся и понял свою ошибку. А жена уж спала в виду мужа с разбойничьим атаманом. Дети Гуся еще не спали. Дочь была старше, сын младше. Свеча на столе горела. Гусь тогда велел дочери взять свечку и пережечь на руках матери волосы. Дочь ответила:

– Я как скажу на тебя молодому батюшке, так он тебе задаст!

Отец велел дочери замолчать.