Воздаяние храбрости - Владимир Соболь

Опасность заключалась в другом – вившиеся вокруг джигиты могли ужалить в любой момент, а потому скорость продвижения замедлилась раза в два. Егеря шли сторожко, неся ружья в положении «на руку», останавливаясь едва ли не каждые четверть часа, разворачиваясь, готовые встретить несущуюся бешеным аллюром конницу. Но татары, визжа и потрясая шашками, вдруг сворачивали в сторону, не рискуя переходить невидимую черту. Тех же, кого разогнавшийся конь или собственная удаль увлекала чересчур близко к русской пехоте, встречал залп одного плутонга. Десятка полутора выстрелов было достаточно, чтобы охладить самых ярых и выбить из седел особенно несчастливых.

Так продолжалось около часа. Батальон продвигался вперед, медленно, с остановками, но все-таки отвоевывал версту за верстой голой каменистой равнины. Назимка ехал верхом в центре каре, чуть опережая упряжку, тащившую первое орудие. Конные толпы, вившиеся вокруг квадрата, выстроенного егерями, его не смущали. Восемь сотен русских солдат составляли такую силу, с которой можно было пройти насквозь весь Карабах. А им нужно было только одолеть еще верст пятнадцать на плоскости, спуститься к речке Ах-Кара-Чай. На другом берегу речушки, он знал наверное, начнется лесистый склон, куда конница за ними идти побоится. Его же егеря уже дрались в горах и с акушинцами, и с чеченцами, умели двигаться меж деревьев и «веревками», и двойками, не терялись, оставшись и в одиночестве. Главным противником своим подполковник Назимка считал солнце, что жарило сверху совершенно безжалостно, не опасаясь ни пуль русских, ни штыков, ни картечи, ни ядер. А в союзниках у светила, батальонный чувствовал это сам, были последствия суточного загула. Назимка расстегнул ворот, достал из кармана скомканный, нечистый платок и наскоро обтер лицо, затылок и шею. Сколько им еще оставалось ползти такой черепахой – часа полтора, два? А там вода, быстрая, ледяная, а за ней спасительная тень дикой чащи. Продержимся и успеем, решил он.

– Ваше благородие, – окликнул его встревоженно штабс-капитан Лебедев; артиллерийский офицер ехал тоже верхом и дальше. – Взгляните назад, пожалуйста. Что за новая сила валит!

Назимка повернулся в седле и охнул от изумления. Из горла ущелья, которое они оставили часа полтора назад, выкатывались на плоскость сотни и сотни всадников. Он схватился за трубу, навел и застыл.

– Персы! – крикнул он наконец, приходя в себя. – Господа офицеры, это противник! К бою!

Батальон Назимки догнал передовой отряд персидской армии. Сам Аббас-Мирза быстро двигался на Шушу, но лазутчики доложили ему, что туда же направляется сильный отряд русских. Наследник тут же решился, как писал после отцу, «атаковать отряд сей и наперед предать оный снедению блистательного меча нашего». Командующим послал одного из лучших своих военачальников – Амир-хана. Старый воин перевалил за середину седьмого десятка, бросил уже вести счет сражениям, из которых выходил без особенного урона, и только каждый день удивлялся тому, что еще жив, видит солнце и слышит, как грохочут за спиной копыта его отчаянной конницы. Он взял две тысячи всадников, посадил за спину каждому сарбаза. С ним отправились четыре орудия, а в придачу один английский инструктор, знаменитый своей улыбкой и искусством обращения с пушками.

Ричард Кемпбелл показал, куда поставить орудия, а пока топчи суетились, исполняя его приказания, разглядывал боевые порядки русских. Они стояли правильным, ровным квадратом, готовые встретить атакующих и пулями, и штыками. Он сомневался, что прямая атака даст существенный результат. Даже пехота персидская оставалась всего лишь ордой: азартной, жестокой, но нестройной и нестойкой, как все другие туземные армии. И сейчас оба полка, что конный, что пеший, ринулись едва ли не наперегонки, торопясь успеть первыми к добыче, казалось бы, уже загнанной и ожидающей смертного часа. А русские, заметил Дик Кемпбелл, уже развернули орудия, не снимая их с передков, и спокойно ожидали совершенно неподготовленную атаку.

Ричард присел на ствол пушки и, потягивая из трубочки густой, сладкий дым капитанского табака, смотрел на бегущих мимо него, скачущих, визжащих людей в нелепых шароварах, раздувавшихся, как женские юбки.

– Раз… – считал он, отстукивая ритм кулаком левой руки. – Два… три… четыре… Пять!

И тут же два ближних фаса русских окутались дымом. Он еще успел заметить, как попадали первые, самые отчаянные наездники, а потом серое облако пыли и порохового дыма заслонило от него ужас сражения. Две-три пули, уже на излете, щелкнули по земле. Ближайший к нему перс, маленький, круглый, но весьма искусный наводчик, даже подпрыгнул, будто ужаленный в пятку. Ричард затянулся спокойно, ожидая, пока он снова сможет увидеть противника…

– Марш! – закричал Назимка.

Отбив атаку, следовало двигаться незамедлительно, уходить из-под удара уже наведенных орудий, сбивая прицел противнику. Пока персы будут перестраиваться, собирать мужество, выбитое из них свинцом, можно будет отойти на четверть, много на треть версты, а затем снова изготовиться и ждать нападения.

– Что там?! – закричал подполковник грозно, почувствовав, что первые ряды укорачивают шаг.

Но тут и сам увидел, что дорогу им преграждают сотни карабахских татар. Начиналась уже настоящая боевая работа. Назимка наклонился к поспевающим за ним барабанщикам и приказал бить дробь шестую: огонь повзводно, линиями, четко сохраняя ритм движения и стрельбы…

Кемпбелл не стал палить вдогон уходящим русским. Приказал снова взять орудия на передки и двигаться параллельно каре противника. Он не хотел спешить, уверенный, что рано или поздно поймает нужный момент. Гончие уже обложили зверя, но пока он уходит, угрожая клыками. Однако же раньше, позже ему придется остановиться и дожидаться охотников.

Ричард ухмыльнулся, увидев, как разлетелась, брызнула в стороны толпа местных наездников. Они вознамерились остановить русских, но не выдержали и одного жидкого залпа. Амир-хан прискакал и поехал рядом. Седая борода воина закрывала серебряный панцирь, свешиваясь до пояса.

– Чего ждешь, ференги? Отчего молчат твои пушки?

Кемпбелл вытянул руку с дымящейся трубочкой и показал Амир-хану выбранное им место.

– Останови их там, о сардарь! Но пусть твои воины не нападают, только покажут, будто готовят атаку. Я же приведу пушки на возвышение и попробую справиться с артиллерией русских…

Егеря отбили очередную атаку персов и прошли еще треть версты. Не менее сотни трупов, прикинул Назимка, оставил неприятель после бесплодных приступов. Но и семь егерей, как доложили ему офицеры, тоже лежат вместе с персами на страшном пути. Да десятка полтора раненых бредут, держась друг за друга, рядом с орудиями. Санитарная повозка взяла троих увечных, те же, кто может держаться еще на ногах, бредут из последних сил. Попасть живому в лапы персам, а еще пуще – татарам, судьба хуже смерти.

– Стой! – крикнул подполковник, и барабаны повторили приказ.

– Отражаем атаку конницы! – сообщили деревянные палочки то, что и так уже было ясно каждому егерю.

Но персы не торопились. Стояли конные, уставив копья, стояли пешие, держа вразнобой ружья, кто у ноги, кто на плече, а кто и вовсе в охапке, словно ребенка баюкал.