Война Фрэнси - Фрэнси Эпштейн

У него была страсть к тому, чтобы все делать самому, вернее, заставлять делать это заключенных. Со Шписсом случались жуткие истерики, во время которых у него на губах появлялась пена, как у бешеной собаки. Система бухгалтерского учета в лагере была сложной: он получал плату за труд заключенных и, в свою очередь, должен был оплачивать еду для них и другие предметы снабжения. Твердо решивший навести порядок в этом плохо управляемом учреждении, Шписс первым делом сократил количество заключенных, работавших внутри лагеря, и тщательно проверил всех больных, чтобы искоренить мошенников.

Шписс оставил на посту Гретту, лучшую капо лагеря, бывшую танцовщицу ночного клуба, которая оказалась здесь только потому, что вышла замуж за чешского еврея. Благодаря своему Berliner Schnauze[46], она снискала расположение Капитана Крюка. Несмотря на то что ей уже было за сорок, она умела ладить с начальством и у нее получалось назначать на должности капо и их заместителей тех, кто ей нравился.

Но в одном случае ее действии были оправданны. Мими, подруга Гретты, забеременела еще в Освенциме, а теперь была уже на пятом месяце. Узнала она об этом совсем недавно, потому что почти у всех девушек в лагере месячные давно прекратились. У многих после того, как они переступили порог «Выставиште». Само по себе отсутствие месячных не было проблемой. Даже наоборот. Но многие узнали, что это не мешает зачатию, слишком поздно. Чтобы холодной зимой Мими не работала на морозе, Гретта предложила ее Шписсу в качестве секретаря.

Ничего не зная о ее положении, он очень быстро привык к ней. Мими была превосходной машинисткой, до того хорошей, что, когда Шписс узнал о беременности, он позволил ей родить ребенка в лагере, но с одним условием: сразу после рождения его увезут. Необычное поведение для того, кто за малейший проступок мог избить заключенного до полусмерти. Более того, в отношении беременных и больных заключенных существовали строгие инструкции: их надлежало немедленно отправить в Берген-Бельзен. Именно для этого в лагерь каждые две недели наведывался врач СС, хотя считалось, что он проверяет запасы лекарств в лазарете. Шписс не только время от времени давал Мими яблоки, но и запирал ее в шкафу каждый раз, когда врач приезжал с проверкой.

На второй день после захвата власти он стал перебирать документы, пылившиеся в его новом кабинете, и обнаружил, что среди заключенных есть электрик. По блокам пронесся крик:

— А-4116 вызывают в Kommandantur! Передайте дальше!

Она вошла в кабинет Шписса, готовясь к худшему.

— Ты электрик, — сказал он, не взглянув на нее.

— Да, Sturmbannführer.

— Я переезжаю в кабинет на другом конце барака — из его окон виден лагерь. Хочу перенести туда этот телефон. Кабель лежит там, в углу. Verstanden?[47]

— Jawohl.[48]

Шписс вышел, а А-4116 осталась в кабинете, не имея ни малейшего представления, как это сделать. Осторожно отвинтив крышку распределительного шкафа, она зарисовала схему соединения проводов цветными карандашами, которые лежали у Шписса на столе. Потом она отсоединила телефон, вставила вместо него новый кабель, обесточила его и принялась протягивать по коридору. А-4116 прикрепляла кабель к стене и молилась небесному покровителю электриков, чтобы эта проклятая штука заработала. Оказавшись в другом конце барака, она установила аппарат, подсоединила его и, обливаясь холодным потом, сняла трубку. Как только Шписс вернулся, чтобы проверить, как идет работа, в трубке раздался гудок.

С тех пор у Шписса возникла нелепая идея, будто она умеет почти все. На другой день он решил освободить ее от уличных работ и назначил ответственной за обслуживание лагеря, что разозлило Гретту, которой пришлось уволить одну из своих протеже.

Потом Шписс решил, что еда, которую доставляли в Kommandantur из центральной кухни, была недостаточно вкусной. А раз уж вокруг столько женщин, то это можно исправить, к тому же, если урезать количество припасов, предназначенных для лагеря, то он сможет оставлять для собственных нужд еще больше продуктов. В казармах не было кухни, поэтому вместе с А-4116 он переоборудовал под нее соседний гараж!

Электричества, а, следовательно, света, плиты или даже печки там не было, но последнее мало его волновало и казалось сущей мелочью. Перво-наперво нужно было протянуть провода от высоковольтного столба, стоявшего между двумя постройками. Шписс сделал для А-4116 замысловатые наброски с кучей предохранителей и выдал все необходимые инструменты, но, поскольку именно А-4116 предстояло выполнить большую часть работы, пусть даже и под чутким руководством «эксперта» Шписса, затея казалась ей очень опасной. А что если она по ошибке сожжет все здание? Положение было сложным, но ей ничего не оставалось, кроме как попросить плотные кожаные перчатки, чтобы самой не получить удар током.

В первое же утро без дождя Шписс принес длинную лестницу, снял перчатки, отдал их А-4116 и заставил ее лезть на столб. Собравшись с мыслями, она весь день корпела над линией, дважды разорвала электрическую цепь предохранителями, и к вечеру — о чудо! — стало светло, хотя кабель опасно раскачивался на ветру.

На другой день Шписс реквизировал плиту, кастрюли, сковородки и приказал бригаде лагерной кухни готовить еду для него и его подчиненных, а присматривать за ними поставил строгую женщину из СС по имени Эрика. Ведь он считал, что работницы кухни целыми днями просто просиживают штаны, готовя только кофе и суп на пятьсот человек.

После этого Шписс невольно начал уважать А-4116 и однажды, растянувшись и положив ноги на стол, в то время как она стояла перед ним навытяжку и ждала приказаний на день, пробурчал:

— Вольно. А ты уверена, что ты еврейка?

— Иначе меня бы тут не было, так?

— Я и не знал, что эти чертовы вонючие евреи умеют работать руками, пока не встретил тебя. Эти паразиты только и могут, что выжимать все соки из честных работяг или рассиживаться в кафе и планировать большевистскую революцию. А богатые американские евреи уже втянули Америку в войну с нами. В «Штюрмере»[49] об этом пишут каждый день. Ну ответь же хоть что-нибудь! Я не стану тебя бить.

— Sturmbannführer, я думаю, что не стоит верить всему, что пишут в газетах. Разве вы не слышали о миллионах работающих евреев? И многие из них живут в бедности. Портные, сапожники, почтальоны и механики — с ними-то что? И как, по-вашему, они могут одновременно планировать большевистскую революцию и быть капиталистами? Может, мир не делится на белое и черное?