Лукавый Шаолинь - Алина Воронина

— Пойдем назад, Иней, умоляю тебя.

— Нет, назад слишком страшно. Там… он, тот, кто давно уже меня ждет.

— А впереди — сама смерть. Поворачивай, или… или он забежит вперед.

Огромным усилием воли я повернулась. И, не выдержав, упала на колени. Где-то вдали и впрямь мелькнула фигура. Слишком много серого цвета у меня в глазах. Красные мушки… Не хватает воздуха. Но вроде бы страх отступил. Я все-таки смогла встать и опереться на руку Асмодея. Мы почти побежали к машине.

Прошло около пятнадцати минут, но деревня все не кончалась. Это заметил и Асмодей:

— Что за чертовщина!

— Именно, чертовщина. Будто бы нас по кругу водят, — согласилась я. — Это моя вина. Так хотела, чтобы ты поборол свой страх, а вместо этого встретилась с личным кошмаром многолетней давности.

— Ничего не понимаю. Я проезжал тысячи раз мимо этой деревни. Да в ней одна улица с десяток домов.

— У тебя есть крестик?

— Ты шутишь? Это было бы смешно, если б не было так грустно, — пожал плечами эзотерик.

Пытаясь понять, где мы находимся, я еще раз огляделась. И ахнула от изумления: мы стояли в нормальной деревне, будто бы перенесясь в прошлое. Дома в три окна, выкрашенные в веселые расцветки, палисадники с пионами и даже куры!

— Это наваждение, это сон, — прошептал Асмодей.

Сон… А от сна можно избавиться только одним способом. Однажды Эля, тогда еще инфантильная пятнадцатилетняя девчонка, вдруг заговорила со мной о мазохизме.

— Да ты хоть знаешь, что это такое, глупая? — засмеялась я. — Избиение, литье воска на кожу, подвешивание прищепками. Забава для любителей острых ощущений да и просто сумасшедших.

— Забава? Ошибаешься, — сказала Эля, и глаза ее странно заблестели.

— Не тебе думать об этом, — автоматически ответила я. Слишком въелся в меня стереотип о Элиной недалекости.

— Ты ошибаешься, — повторила подруга. — Мазохизм — это не забава и не удовольствие. Это способ просветления и приведения в чувство. Зачем, по-твоему, носят вериги? Чтобы найти свой Шаолинь!

— Попробуй, просветлись. Тебе надо о математике думать, а не о Шаолине, — засмеялась я.

А Эля дернула меня за косу:

— Тупая блондинка!

— Я? Я — вечная отличница, а вот ты — неудачница, — я ущипнула ее в ответ, и мы едва не подрались, но быстро пришли в себя.

Уже не помню, чем закончился наш разговор. Но приведение в чувство болью врезалось в память.

И тогда, находясь в выморочной деревне, я попросила Асмодея:

— Ударь меня по щеке! Сильно.

— Нет… Никогда.

И тогда я сама хлестнула себя так, что только искры посыпались. На миг потемнело в глазах. А потом просветлело. И даже показалось, что выглянуло солнце. Мы стояли на развалинах деревни, в двух шагах от машины.

— Можно я тебя обниму, Иней? — не сказал, проронил Асмодей.

Я бросилась к нему на шею, покрывая поцелуями лицо. Сталкер крепко обнял меня и не отпускал еще долго. И в тот момент не нужен мне был никакой Ёрш с его чарующей музыкой.

В усадьбу мы прибыли только к вечеру. Обошли старинную церковь, остатки фонтана и приблизились к самому дворцу. Замерли на несколько минут, любуясь зданием и впитывая в себя его энергетику.

Место это действительно уникальное. В восемнадцатом и девятнадцатом веке во дворце устраивали блистательные балы, на которые съезжалась знать со всей Веренской губернии. Здесь совершались выгодные партии и сделки, плелись политические интриги и даже проходили масонские ложи. Хозяев навещали видные вельможи, поэты, музыканты и философы. Сам Крылов работал здесь над трактатом, который высмеивал пороки власти. А один из известных художников начала XX века создал серию пейзажей, изобразив дворец с разных сторон и прилегающий к нему парк с фонтаном.

Во время революции 1905 года усадьбу разграбили, вынеся все сокровища, портреты, диковинные растения, — вообще все, что представляло хотя бы малейшую ценность. Сам дом подожгли, и в огне погиб хозяин по прозвищу Ницшеанец с невестой, а также несколько слуг. Лишь трое молодых людей отважно защищали дворец.

Зачинщиков восстания арестовали и расстреляли в Заповедном лесу. Там же их и похоронили. Но позднее, уже при Советской власти, горожане установили Памятный обелиск, признав алчных крестьян отважными революционерами и жертвами самодержавия.

В тридцатых годах здание кое-как отреставрировали. Сделали дом отдыха, в котором восстанавливали здоровье видные партийные деятели. Но с начала пятидесятых здесь располагалась психиатрическая больница. Поговаривали, что в ней практиковали нестандартные и весьма жестокие методы лечения.

С восьмидесятых годов дом пребывает в запустении. Однажды некий веренский предприниматель решил отреставрировать усадьбу, но как только начались работы, встал вопрос о статусе дворца. Выяснилось, что он представляет собой собственность государства, культурную и историческую ценность. В результате бизнесмен быстро свернул свою деятельность, а старинное дворянское гнездо продолжает разрушаться.

Все это сообщил мне Асмодей, пока мы осматривали усадьбу. Несмотря на полуразрушенное состояние, здание все еще выглядело величественным. Да и находилось в прекрасном месте — на берегу реки. Из окон открывался впечатляющий вид на заросший парк, который медленно, но верно превращался в дремучий лес.

Мы неспешно прошли к западному фасаду, стараясь смотреть под ноги. Повсюду валялись строительные штыри, отвалившиеся орнаменты, колотый кирпич, битые бутылки и прочий мусор. Сколько ступеней ведет внутрь? Тридцать, сорок, пятьдесят?

Наиболее сохранилась такая называемая «бирюзовая комната», в которой как раз принимали знаменитых гостей, в том числе царя Александра II.

— Еще можно разглядеть барельефы, — отметил Асмодей.

Я вздохнула с искренней печалью:

— Голубые розы, масонские трегольники, изображения античных богов… Этот дворец хранит в себе немало загадок. За что с ним так поступило время?

В западном крыле в некоторых местах даже отсутствовала крыша. У меня больно сжалось сердце, когда я увидела выцарпанную на стене надпись: «Найди свой Шаолинь, или погибнешь. Черный Самайн раздавит тебя, как букашку».

Я опрометью бросилась вниз, Асмодей — за мной. Но в цокольном помещении мы не выдержали и пяти минут.

— Там какая-то темная фигура. Похоже, мужчина с книгой, — прошептал сталкер. — Уйдем отсюда, быстрее.

Впрочем, я все-таки остановилась на пару минут у входа и сфотографировала комнату. Когда, уже вернувшись домой, мы рассматривали снимки, то действительно увидели темный силуэт.

Восточный фасад напоминал античный храм. Я подошла к одной из колонн и долго стояла, обняв ее. Становилось все темнее и холоднее. С мрачным удовольствием я думала, что здесь также жили люди, любили, страдали, рожали детей, ненавидели друг друга, творили и… умирали.