Легендарные фаворитки. "Ночные королевы" Европы - Сергей Нечаев

А вскоре милая и наивная Луиза де Лавалльер простилась со своими друзьями, принесла публичные извинения королеве и ушла в монастырь, и это означало безоговорочную победу умной и целеустремленной мадам де Монтеспан.

Но, как оказалось, до полной победы было еще далеко, ибо нелепое (как казалось мадам де Монтеспан) поведение мужа чуть было не испортило ей всего дела. Луи-Анри де Пардайон де Гондрэн, маркиз де Монтеспан, оказался весьма неуступчивым супругом, столь старомодным и нерасчетливым, что не оценил чести, оказанной ему монархом, и имел дерзость оспаривать свою жену у самого Юпитера.

Это был необыкновенный человек, который при всех непочтительно высказывался в адрес короля, устраивал жене бурные сцены и награждал ее пощечинами. Правда, и Людовик XIV вел себя крайне несдержанно, ссылаясь при этом на Священное Писание, а именно на пример царя Давида, имевшего несколько жен. Он без обиняков заявил маркизу, что тот должен отдать ему жену, иначе Бог покарает его. В ответ маркиз, никак не желавший смириться со своим бесчестьем, осмелился призвать на голову «короля-солнца» кару Божественного правосудия.

А 13 января 1668 года на премьере комедии Мольера «Амфитрион» произошла следующая сцена. Актер, игравший Юпитера, произносил свой монолог:

То имя, что весь мир, робея, произносит,

Рассеет здесь и толки все и ложь:

С Юпитером дележ

Бесчестья не приносит.

Признав теперь, что твой соперник — царь богов,

Гордиться можешь ты и звать себя счастливым…

В этот момент маркиз де Монтеспан вскочил с места и принялся так громко и зло комментировать слова о том, что дележ супруги с Юпитером не приносит бесчестья, что его вывели из зала. Но и это не охладило его. Вернувшись к себе в поместье, маркиз приказал задрапировать карету траурными лентами и пригласил родственников и друзей на «похороны» своей жены.

На следующий день во дворе его замка можно было увидеть странное шествие: несколько человек несли пустой гроб, за ним шли маркиз и юноши-служки со свечами в руках. Перед тем как войти в часовню, маркиз приказал открыть двери настежь и громко воскликнул:

— Мои рога столь велики, что не пройдут в узкую дверь!

Гроб опустили в землю, и имя маркизы высекли на надгробном камне.

По словам Рафаэля Сабатини, «все это отдавало дурным вкусом, и если маркиз избежал тайного указа о заключении в Бастилию, то лишь потому, что король опасался широкой огласки его скандальных намеков и оскорблений, могущих бросить тень на его монаршую непогрешимость».

Последней каплей стало то, что маркиз рассказал обо всех проделках своей жены придворным. При этом он заявил:

— Я стыжусь, что моя обезьяна вместе с ним развлекает чернь!

Подобные слова произвели сенсацию при дворе, и Людовик почувствовал себя настолько задетым и оскорбленным, что отправил маркиза де Монтеспана в отставку. При этом он написал начальнику своей полиции:

«Господин де Монтеспан в Париже, и следовало бы наблюдать за его поведением. Этот сумасшедший способен на экстравагантные выходки».

За этим последовало поручение принять меры, чтобы маркиз покинул Париж, и «как можно быстрее».

С этих пор муж мадам де Монтеспан больше при дворе не появлялся. Он удалился в свое родовое поместье, а несколько позже, предупрежденный доброжелателями о том, что король все еще зол на него и ищет предлог, чтобы подвергнуть его судебному преследованию, покинул пределы Франции. Официальный развод маркиза и маркизы был оформлен 11 июля 1670 года.

Маркиз Монтеспан так до конца своих дней и не простил жене измены. Более того, он отправил письмо Марии-Терезии, в котором сообщил о любовной связи короля, что, разумеется, только усилило ненависть к нему Людовика XIV.

Итак, признанная всеми новая куртизанка короля с ее безграничным влиянием, самовлюбленная и честолюбивая, стала надеждой и ужасом придворных, министров и генералов. Она тотчас добилась возвышения своей родни. Само собой разумеется, что ее отец стал губернатором Парижа, а брат Луи-Виктор де Рошешуар — маршалом Франции и герцогом де Монтевер де Вивонн.

В ее салоне собирались сливки аристократии и мира искусств. Она покровительствовала драматургу Жану Расину и поэту Жилю Буало, добилась пенсии для старика-драматурга Пьера Корнеля, помогала композитору Жану-Батисту Люлли. Она знала, в чем нуждались художники и поэты. Граф де Сен-Симон со всей возможной скрупулезностью и объективностью описывал события при дворе:

«Она всегда была превосходной великосветской дамой, спесь ее была равна грации и благодаря этому не так бросалась в глаза».

Да и в самом Версале маркиза занимала на первом этаже двадцать комнат, а многострадальная королева на втором — всего одиннадцать. Старшая статс-дама де Ноай, супруга маршала Франции, несла шлейф маркизы, а шлейф королевы нес обыкновенный паж. При выездах ее сопровождали лейб-гвардейцы. Если она отправлялась куда-либо по стране, ее должны были приветствовать лично губернаторы и интенданты, а города посылали ей подношения. За ее запряженной шестеркой лошадей каретой следовала такая же карета с придворными дамами. Затем тянулась кавалькада почетного эскорта и бесконечный кортеж свиты.

Немногие государыни способны были держаться с таким подлинно королевским достоинством, как мадам де Монтеспан.

Историк Андре Кастело пишет:

«В Версале только и говорили о триумфе великолепной маркизы, о ее роскоши, о ее беспредельной надменности, о ее «тысяче кудряшек», о ее брильянтовых подвесках, платьях и золоте. Особенно о золоте».

Мадам де Севинье в письме к своей дочери описывала платье, подаренное одним из богатых и галантных придворных фаворитке:

«Золото на золоте. Вышитое золотом, окаймленное золотом, а все это перевито золотом, и все это перемешано с золотыми вещичками, а все вместе составляет платье из необыкновенной ткани. Надо было быть волшебником, чтобы создать такое произведение, чтобы выполнить эту немыслимую работу».

Такой женщине, конечно же, была необходима и подобающая резиденция. Ею стал замок де Кланьи, второй Версаль, кстати расположенный совсем недалеко от первого. Правда, сначала Людовик XIV велел построить в Кланьи лишь небольшой загородный дом для своей возлюбленной, но когда маркиза увидела его, она объявила, что этого было бы достаточно для какой-нибудь оперной певички… И вскоре там был возведен огромный замок, проект которого пристыженный монарх поручил сделать прославленному архитектору Франсуа Мансару, автору замка в Блуа, дворца Мезон-Лаффит, церкви Валь-де-Грас в Париже и многих других знаменитых построек. Новый замок стоил примерно 28 000 000 ливров. Для сравнения скажем, что в то время бюджет всего французского флота составлял вдвое меньшую сумму.