Викинги - Патрик Вебер

Внимательно слушая слова Леонии, Ле Биан вместе с тем невольно рассматривал во всех подробностях удивительное убранство большой комнаты в ее доме. Собственно, она только называлась большой — ведь и весь домик был крохотный. С потолка свешивались сухие древесные ветки вперемежку с косульими ножками, фазаньими перьями и мышиными черепами. В одном из углов у Леонии стоял садовый инструмент и пара деревянных башмаков, прошедших, должно быть, еще прошлую войну. Лохань на столе служила мойкой для посуды; тут же стояли и миски, в которых хозяйка кухарничала. И еще один предмет привлек его внимание, весьма удивив. Изумление отразилось у него и на лице, так что Жанна сочла нужным вставить свое слово.

— К Леонии, бывает, заходят прохожие переночевать, — сказала она торопливо. — Она не богатая, зато душа у нее открытая. Мы тут в деревне все такие.

— Что такое, Жанна? — удивилась хозяйка. — Ты это зачем сказала?

— Твой гость увидел бритву и помазок, вот я и объяснила, зачем они здесь.

Леония ответила не сразу; и Пьер, и Жанна смутились. Потом она заговорила, но очень тихо, как будто для того, чтобы ее выслушали внимательно:

— Я научилась по голосу много понимать, а главное — честный человек или нет. Ты знаешь, Жанна, если господин Ле Биан из города, так он еще не обязательно поэтому плохой человек. А я и у нас в деревне таких сволочей знавала! И потом, я не думаю, что он совсем глупый.

— Так ты что, хочешь ему сказать… — тревожно перебила Жанна.

— Да! — твердо сказала Леония. — Этот дом всегда открыт для тех, кто решил выставить бошей с нашей земли. А кто их здесь тронет? Кто сунется в ведьмино логово? Даже сам их главный болван Адольф, и тот не посмеет.

Ле Биан не ждал, что Леония окажется партизанкой. Будет что рассказать Жозефине, подумал он, но опомнил-ся: все, что с ним теперь происходит, должно оставаться тайной.

— Не бойтесь, — ответил он весело. — Я сумею не проболтаться. А теперь позвольте мне рассказать, зачем я пришел.

— У вас живот болит? — спросила знахарка. — Особенно по вечерам, наверное.

— Живот? — обеспокоился Ле Биан: он всегда боялся, что мелкие, невинные с виду болячки когда-нибудь обернутся большими проблемами. — Да нет… Вовсе нет, я прекрасно себя чувствую, уверяю вас. А что, вы почуяли, что со мной что-то неладно?

Леония встала, чтобы налить еще славного кальвадоса, и с улыбкой ответила:

— Заболит, приходи, посоветуйся, а сегодня я не работаю. Ну, говори, в чем дело, я тебя перебивать больше не буду.

— Ну что ж, — повел речь немного смущенный молодой человек. — Вы давно живете в этих краях: не слыхали ль чего-нибудь о могиле Роллона? Есть ли какие-нибудь тайны, с ней связанные? И что вы знаете про золотой крест, усеянный драгоценными камнями, который был у него в саркофаге?

Старушка внимательно выслушала его, а меж тем наполнила три рюмки. Свою она выпила прежде, чем ответить. Тиканье старых деревянных ходиков, которые Ле Биан прежде и не заметил в нагромождении предметов, наполнявших комнату, стало чуть ли не оглушительным.

— Это очень старая история, — промолвила наконец хозяйка, вытирая сморщенные губы салфеткой. — Если честно сказать, я даже не помню, сколько поколений подряд ее рассказывали в нашей семье. Должно быть, узнали мы ее еще в те времена, когда нас привечали в соборе, а значит, очень, очень давно. Жаль, что я помню ее очень смутно, а годы тоже памяти не прибавляют…

— Что вам говорили про Роллона? — осмелился спросить Ле Биан.

— Да, да, погоди… Вот, вспомнила. Рассказывали мне, что первый герцог Нормандский не имеет места в Божьем доме. Потому что он еще не выкупил цену своих грехов. Но Господь долготерпелив, и когда-нибудь все будет хорошо.

— А вы понимаете, что это все значит? — спросил Ле Биан.

— Я еще очень молода была, — ответила старушка. — Так молода, что не больно-то понимала эти старые истории. Потом тоже другим была голова занята. А сейчас думаю, и кажется мне, что первый наш герцог был веселый малый, но так это же хорошо для него, правда? Я всегда не любила таких, кто корчит святошу: таким часто бывает нужно очень скверные вещи скрывать.

Произнося последние слова, Леонид сдержала зевок. Ле Биан понял, что пора ей дать отдохнуть. Но прежде он задал еще последний вопрос:

— А золотой крест с самоцветами?

— О, — улыбнулась она, — это ты, должно быть, про тот знаменитый клад, о котором говорили все разбойники, что побывали в наших местах. Ты ведь знаешь: в Нормандии в каждом замке, в каждой церкви, в каждом поместье рассказывают про какой-нибудь клад. Если найдешь сокровище нашего славного герцога Роллона, пригласи меня в хороший ресторан на площади Старого Рынка. Всю жизнь о том мечтала.

Ле Биан встал со стула. Он положил руку на плечо Лео-нии и с чувством сжал его.

— Хорошо, — сказал молодой человек, — обещаю вам. С большим удовольствием вас позову, даже если клада и не найду. Сразу, как только боши выметутся!

Чтобы не вызывать подозрений, собор затворил двери в обычный час. Но как только четверо мужчин остались одни в огромной каменной лодке, они тотчас же приступили к тем делам, которые должны были сделать. Операция была тщательно подготовлена, и для ее завершения нельзя было терять не минуты.

Кардинал Баттисти получил вызов из Ватикана: ему было велено не задерживаться долго во Франции. Поскольку с папскими повелениями спорить не принято, он решил этим вечером и даже ночью использовать каждую минуту, чтобы проникнуть в тайну гробницы Роллона.

Монсеньор молитвенно сложил руки перед саркофагом; то же сделал и его личный секретарь рядом с ним. К ним присоединился и архиепископ: он погрузился в молитву. Вскоре подоспел и сторож с ломиком. Шепот молитв еще наполнял капеллу Святого Романа Малого, а Морис Шарме уже всадил железный штырь между гробницей и ее крышкой. Он действовал очень осторожно, чтобы не повредить изваяние; у него получилось сделать так, что крышка двигалась очень медленно. Трое остальных преклонили колени и так стояли, сложив руки у губ, пока сторож работал. Вскоре поскрипывание камня, медленно скользящего по камню, затихло.

Трое священнослужителей закончили молитвы и подняли головы, на ноги же встал только Баттисти. Он взял лампу и погрузил ее внутрь гробницы. Сторож понимал, что не имеет права заглядывать туда вместе с кардиналом, но не удержался — посмотрел и даже воскликнул от изумления:

— Ох!

Архиепископ тоже не вытерпел, встал и так же поразился.

— Однако… — пробормотал он. — Она же пуста!

— Земля еси и в землю отыдеши, — задумчиво прошептал монсеньор Баттисти.

— Что это значит? — воскликнул Шарме, который все не мог прийти в себя. — Не мог же скелет улететь!

Кардинал Баттисти еще посмотрел на гробницу и на пару минут задумался.