Викинги - Патрик Вебер

Поглощенный чтением, Шторман абсолютно не представлял себе, который час. Железная дисциплина, которой подчинялась вся жизнь Вевельсбурга, каждый вечер погружала замок в полнейшую тишину. Здесь, среди этих стен, ночь, как нигде, казалась лакуной, изъятой из времени. Офицер переворачивал страницы рукописи так жадно, словно читал детективный роман, и торопился как можно скорее решить загадку расследования, узнать имя убийцы. Куда клонил Харальдсен? Какие тайны Роллона удалось ему разгадать? А главное — ще конец этой саги, если, конечно, он уже написан?

Непривычный шорох в коридоре вдруг оторвал его от чтения. Шторман вскочил и схватил револьвер. Он тихо направился к двери комнаты, которая, согласно уставу, не была заперта на ключ, уставился взглядом на ручку двери, как на врага перед схваткой. Он уже собрался взяться за нее, как вдруг ручка стала тихонько поворачиваться. Шторман одной рукой крепко сжал револьвер, а другой резко отворил дверь. Он направил ствол в лицо ночному гостю, но так же стремительно и опустил оружие.

— Герр Зиверс! — воскликнул он смущенно. — Я… никак не мог подумать…

— Оставим это. Говорите тихо, — ответил начальник Аненербе и оттолкнул Штормана. — Вы что, решили разбудить весь Вевельсбург?

Оберштурмбаннфюрер, страшно недовольный тем, что подчиненный держал его на мушке, вошел в комнату, подошел к столику, за которым имел обыкновение работать Шторман, и сел на один из двух стульев. Он устало провел рукой по лицу и на несколько секунд застыл в неподвижности.

— Чем могу служить, господин генеральный секретарь? — спросил Шторман, явно все больше приходя в замешательство.

— Прежде всего, сядьте, — проговорил старший офицер. — А потом слушайте меня.

Шторман повиновался, довольный, что получил наконец приказ. Он принадлежал к тем людям, которые, согласно с законами природы, полагают, что главное в жизни — послушание. Как истинный эсэсовец, он знал, что роль подчиненного — исполнять приказы начальства, никогда не стараясь их понять или объяснить, а тем более прекословить.

— Шторман, — начал Зиверс, — время торопит. Скоро все, что у нас есть, может рухнуть.

С этими словами генеральный секретарь опрокинул медное пресс-папье с ручкой в виде свастики, украшавшее стол Штормана. Оно ничего не стоило, но было довольно тяжелым и, упав со стопки бумаг на деревянный стол, глухо стукнуло. Штормана удивил такой странный поступок: он вовсе не привык, чтобы офицер СС так непочтительно обходился с символом партии и рейха, — но не позволил себе никаких замечаний.

— Видите ли, — продолжал Зиверс, устанавливая предмет со свастикой обратно на бумагах, — не один я полагаю, что рейх находится в страшной опасности. Эти угрозы могут погубить нашу мечту, которой мы поклялись верно и честно служить. Объявив войну всем своим соседям, открыв два фронта, наш фюрер, быть может… как бы сказать… имел свои представления о наших силах. Но эти стратегические соображения я оставлю военным: они лучше меня в состоянии о них судить. Зато Германия страдает от других опасностей, более коварных и потаенных. К сожалению, их видят немногие. Мы непрестанно преследуем врагов, и я должен признать, что мы все эффективнее ставим на место низшие расы. Но мы забываем сражаться с самым страшным врагом, противостоящим нам, который стремится увести нас с пути нашей судьбы.

Зиверс резко оборвал себя, и Шторман ощутил то же болезненное чувство, что было у него за несколько минут до того, когда он сидел один в своей комнате. Он не мог выдержать этого молчания наедине, никак не мог его не нарушить:

— О каком враге вы говорите, герр Зиверс?

— О нас самих! — глухо произнес оберштурмбаннфю-рер. — Вот наш самый неумолимый враг. Он один способен поколебать нас на том славном пути, на который мы вступили.

Начальник Аненербе встал, словно ему нужно было набраться сил. Он уставился на портрет Гитлера в простой коричневой деревянной рамочке. Он смотрел, и в его глазах не отражалось никакого чувства к фюреру. Боялся он? благоговел? ненавидел? восхищался? Невозможно было сказать.

— Люди не вечны, Шторман, — продолжил Зиверс. — Но их идеи вечны. Сегодня мы должны действовать четко и бет промедлений. Нам в Аненербе прекрасно известно, что разум отвечает не на все вопросы. Слишком долго наша дорогая Европа страдает в тисках рационального образа мыслей нескольких французских философов-вырожденцев и мазохистского мистицизма приверженцев семитской религии. Мы знаем: корни нашего народа не там. Они глубоко в той земле, на которой мы родились. Мы должны копать все глубже и глубже, чтобы обнаружить их и суметь ими воспользоваться.

В первый раз, войдя в комнатку Штормана, Вольфрам Зиверс взглянул на него. Он заметил, что в панцире готового к повиновению члена СС прятался растерянный человек, который не понимал, чего начальник ожидает от него. Пришла пора объясниться.

— Мы в СС знаем, как выиграть эту войну и дать рейху тысячелетнее господство, — шепотом сказал старший офицер. — Не надо изобретать новых ракет, не надо придумывать хитроумные стратегии в кабинетах военного ведомства. Мы знаем, что у наших предков были другие, куда более радикальные средства для победы над врагами. Сегодня наша задача — найти Антикрест и уничтожить всех, кто нам сопротивляется. Однако в Берлине, даже в самых высших сферах, есть люди, которые думают не так, как мы. Мы с ними носим одну форму, говорим на одном языке, одинаково поднимаем руку в приветствии, но они — наши враги. Вы понимаете, Шторман? Слава богам, есть другие люди, и их все больше, которые разделяют нашу веру и полны решимости принести ей славу и торжество. Для блага нашей родины мы должны работать вместе и черпать в тайнах прошлого силу для будущего. Вы согласны, Шторман?

— Да… конечно, герр Зиверс, — ответил молодой человек, окончательно растерявшись. — Но чего вы хотите конкретно от меня?

Начальник положил ему руку на плечо. Сейчас, и только сейчас, его лицо осветила улыбка.

— Конкретно от вас? Я хочу, чтобы вы нашли абсолютное оружие — то, которое некоторые наши источники называют Антикрестом. Вы идете по следу викингов, и я верю в ваши способности: они велики, я знаю. Если СС раскроет секрет непобедимости викингов, нас ничто не сможет остановить. Откройте для нас Божий Молот, установите настоящую роль Роллона в саге о сыновьях Туле. Но вы, Шторман, должны все делать очень быстро и не давать ни секунды передышки тем, кто хочет вставлять нам палки в колеса. Я даю вам все полномочия. Не смущайтесь ничем: важен только результат. За рейхом гонится свора — мы не должны дать ей загнать себя. Но олень опасней всего, когда ранен. Мы люди лесные, Шторман, не забывайте! От наших предков мы сохранили искусство сражаться в тысячелетних дубовых чащах. Мы не имеем отношения к пустыне и смерти. Мы — воплощение жизни, но чтобы жизнь восторжествовала, сперва мы будем нести смерть.

Шторман счел себя обязанным отозваться на последнюю фразу: он приветствовал начальника, вскинув руку и слишком зычно для ночного времени выкликнув: «Хайль Гитлер!»

— Гитлер? — улыбнулся Зиверс. — Ну что ж, пожалуй. Итак, жду от вас результатов, и помните: ни малейшей слабости! В связи с этим я был вынужден посадить Харальд сена в камеру. Ненадежный человек. Сохраните его рукопись, используйте ее по вашему усмотрению — например, чтобы его допросить.