Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - Сергей Сергеевич Войтиков

общества. И это насилие будет всемирно-историческим периодом, целой серией самых разнообразных войн […] Эта эпоха – эпоха кризисов – она началась, мы ее ясно видим, – это только начало»[349]. В Программе РКП(б), принятой большевиками в марте 1919 г., была только оформлена необходимость постепенного строительства социализма[350], идея новой не была. Революция мыслилась как длительный процесс, а не одномоментный захват власти: по образному выражению Д.Б. Рязанова на IX съезде РКП(б) 1920 г., переходная эпоха могла растянуться на «несколько десятков лет»[351].

Как заявил М.С. Ольминский в марте 1921 г., «Октябрьская революция еще не кончилась, и мы нe знаем, когда она кончится, точно так же, как не кончилась, по словам т. Ленина, Гражданская война. Весь период, начиная от октября 1917 г., является в высшей степени ценным историческим периодом, какого до сих пор не знала история человечества»[352]. Вождь искренне полагал, что до решающих битв доживет следующее поколение революционеров, поскольку битвам этим должна будет предшествовать огромная созидательная работа, которой он и занялся после прихода большевиков к власти.

По своей конституции В.И. Ленин и Я.М. Свердлов, как это ни парадоксально, были очень схожи. Г.М. Кржижановский определял внешность В.И. Ленина как «скромную»[353]. «Его невысокая фигура в обычном картузике легко могла затеряться, не бросаясь в глаза, в любом фабричном квартале, – писал Глеб Максимилианович. – Приятное смуглое лицо с несколько восточным оттенком – вот почти все, что можно сказать о его внешнем облике. С такой же легкостью, переодевшись в какой-нибудь армячок, Владимир Ильич мог затеряться в любой толпе волжских крестьян – было в его облике» нечто «как бы идущее непосредственно от этих народных низов, как бы родное им по крови»[354].

Л.Д. Троцкий писал: «Свердлов был невысокого роста, очень худощавый, сухопарый, брюнет, с резкими чертами худого лица. Его сильный, пожалуй, даже могучий голос мог показаться несоответствующим физическому складу. В еще большей степени это можно бы, однако, сказать про его характер. Но таково могло быть впечатление лишь поначалу. А затем физический облик сливался с духовным, и эта невысокая, худощавая фигура, со спокойной, непреклонной волей и сильным, но не гибким образом, выступала как законченный образ»[355].

Еще один момент, на который стоит обратить внимание: как Я.М. Свердлова, так и И.В. Сталина уважали криминальные авторитеты времен позднего царизма. В камеры Я.М. Свердлова уголовники не допускались, в них строго выполнялась «внутрикамерная конституция», установленная лично главой уральской парторганизации[356]. В 1907 г. в тюрьме, в которой сидел Я.М. Свердлов, имели место убийства заключенных, и только их группу «…однопроцессников не трогала тюремная администрация», поскольку видела в ней «…наиболее организованную силу и видела Якова Михайловича, который и в тюрьме мог объединить вокруг себя тов[арищей]. А со Свердловым шутить нельзя было»[357].

Уважение со стороны уголовников возникло, естественно, не на пустом месте. Я.М. Свердлов сумел достигнуть больших высот в физической подготовке – за весьма тщедушной на первый взгляд фигурой скрывалась недюжинная физическая сила[358].

И.В. Сталин впоследствии не без удовольствия рассказывал «товарищам» по собственному ЦК истории из серии: «Какие хорошие ребята были в ссылке в Вологодской губернии из уголовных! Я сошелся тогда с уголовными. Очень хорошие ребята. Мы, бывало, заходили в питейное заведение и смотрим, у кого из нас есть рубль или, допустим, три рубля. Приклеивали к окну на стекло эти деньги, заказывали вино и пили, пока не пропьем все деньги. Сегодня я плачу, завтра – другой, и так поочередно. Артельные ребята были эти уголовные. А вот «политики», среди них было много сволочей»[359]. Подобные мемуары о В.И. Ленине или Л.Д. Троцком отсутствуют.

Миф о В.И. Ленине как о поборнике «внутрипартийной демократии» начал складываться в годы Гражданской войны. Истоки легенды верно припомнил 22 апреля 1920 г. на праздновании 50‐летия вождя «ветеран партии и революции», по выражению Ильи Ильича Юренева (Константина Константиновича Кротовского) [360], М.С. Ольминский. Михаил Степанович, знавший Владимира Ильича со времен раскола социал-демократии, рассказал: «…О Ленине была тогда слава как о человеке очень самовластном, стремящемся к самодержавию, отрекающемся от старейших, лучших вождей социал-демократии, всех ругающем и со всем воюющем. […] Товарищи, достаточно мне было немножко познакомиться с т. Лениным, раза два увидаться, чтобы увидеть, что он самый демократичный из всех вождей русской демократии, хотя в то время в вопросе организационном демократизм был ругательным словом не только между большевиками, но и между меньшевиками (курсив наш. – С.В.)»[361].

Что понимал под ленинской демократией М.С. Ольминский? То, что Ленин выступил за выборность состава редакции «Искры», в отличие от меньшевиков, которые «выдвигали логунг «старейших и лучших»[362]. М.С. Ольминский рассказал: «Партия наша перед тем, как начала издаваться «Искра» под руководством Ленина, переживала период разброда и […] нужно было как-нибудь начать […] объединение. […] Казалось бы […] нужно сходиться, сближаться понемножку. Но [Ленин] выдвинул совсем другой лозунг: издание общерусской газеты и лекции профессиональных революционеров; создание организации вокруг этой газеты. Принцип недемократический, но который вполне оправдал себя, принцип военной организации, как он выражался, по типу старой «Народной воли» (! – С.В.). И дальнейшая история показала, что в этом отношении он был абсолютно прав, ибо именно для борьбы за демократию часто этой самой демократии приходится организовываться по военному принципу, совсем не демократическому»[363].

В.И. Ленин создавал партию большевиков под себя и никогда, вопреки заявлениям историков-«шестидесятников» и их последователей, демократом не был, в чем прямо и расписался на IX съезде РКП(б) 1920 г.[364] Когда в 1925 г. Новая оппозиция потребовала «гарантий» для своих вождей со ссылками на В.И. Ленина, ей справедливо напомнили: «В[ладимир] И[льич] за гораздо более мягкие вещи требовал исключения, например, [А.Г.] Шляпникова из ЦК»[365]. Однако многое у В.И. Ленина как вождя строилось на отрицании его политического учителя – Г.В. Плеханова (притом что в условной «старости» Ленин стал до неприличия похож в минуты полемики на «отца русского марксизма» – неприятием чужого мнения). М.М. Эссен, хорошо знавшая В.И. Ленина с 1902 г., оставила воспоминания о них обоих, весьма лестные для ученика:

«Сравнивая эти две фигуры, такие крупные, яркие, одаренные, всегда видишь разницу характеров. Ничто личное, мелкое не доходило до Ленина. Он любил и ценил Плеханова и неизменно возвращался к мысли о том, что его нужно сохранить для партии. А Плеханов? Он точно боялся «соперничества», никого не признавал рядом с собой. С ним нельзя было говорить, как с равным.

Плеханов как-то жаловался, что его одолевают умники, которые приходят к нему и долго, тягуче, длинно излагают свои теории, от которых веет затхлым чеховским провиденциализмом. Это зло, но верно, и виноват был в этом сам Плеханов. Конечно, товарищи тянулись к нему, но их встречал такой холодный прием, такое подчеркнутое превосходство, что и неглупый человек