Фрагменты - Дэнни Уоллес

– Нет, не последний! – твердо заявила Кира. – На Лонг-Айленде живет большая коммуна – там почти тридцать шесть тысяч выживших, а кто знает, сколько еще на других материках. Должно быть еще больше. И потом – а как же я?

– Ты – партиал.

Это обвинение снова заставило ее почувствовать себя неловко, особенно учитывая то, что она не могла с чистой совестью отрицать его. Девушка попробовала направить Афу на ложный след:

– С чего вы взяли, что я партиал?

– Люди на Манхэттен не ходят.

– Но вы же здесь.

– Я был здесь и раньше, это другой случай.

Кира сжала зубы от досады: снова это доказательство по кругу.

– Почему же вы тогда пустили меня к себе? – спросила она. – Если партиалы такие плохие, почему вы доверяете мне?

– Партиалы не плохие.

– Но… – Кира нахмурилась, раздраженная этими простыми сухими ответами, ни на что не отвечавшими. – Вы прячетесь, маниакально скрываетесь, взрываете свои радиостанции, стоит только кому-то подойти к ним. Рядом с вами большие сообщества на востоке и на севере, но вы не хотите стать членом ни одного из них. Если партиалы не плохие, к чему жить отдельно ото всех?

Внезапно Кира осознала, что тот же вопрос можно задать и ей. Она жила в одиночку уже несколько месяцев, избегая и партиалов, и людей.

«Не избегая их, – подумала она. – Спасая. Спасая и тех, и других». Но мысль все равно саднила.

Афа выскреб последние кусочки фруктов из банки:

– Я здесь, потому что люблю тишину.

– Вы любите тишину! – засмеялась Кира, больше от беспомощности, чем от веселья, и встала с пола, потягиваясь и массируя лицо. – Не пойму я вас, Афа: вы собираете сведения, которыми хотите и не хотите поделиться с остальными; вы живете в огромной радиобашне и при этом не желаете разговаривать с людьми. Кстати, зачем вам радио? Для сбора данных? Вы просто хотите все узнать?

– Да.

– А вам не приходило в голову, что кому-то, возможно, ваши сведения окажутся чрезвычайно полезными?

Афа встал и вздохнул:

– Я пойду спать.

– Подождите! – взмолилась Кира, пристыженная его очевидным расстройством. Она спорила с блестящим специалистом, чуть не крича на него, но теперь перед ней снова был большой ребенок, нескладный и наивный. – Извините, Афа! Простите, я просто разнервничалась. – Девушка потянулась к его руке, но в последнее мгновение заколебалась, встретившись с ним взглядом. Они еще ни разу не касались друг друга – Афа застенчиво выдерживал дистанцию, – и ее вдруг пронзило осознание, что она не прикасалась ни к кому – ни к единой живой душе – уже много недель. Афа, если она правильно понимала, не дотрагивался ни до кого многие годы. Тонкая рука девушки зависла над могучей дланью гиганта, и Кира увидела в его глазах ту же смесь страха и желания, которую испытывала сама. Она решилась, накрыла его костяшки ладонью, а он вздрогнул, но не убрал руки. Кира чувствовала его выпирающие суставы, мягкую плоть, сухую пергаментную кожу, теплое дрожание пульса, ощутила слезинку в углу глаза и моргнула, смахивая ее.

Афа заплакал, еще больше напоминая потерявшегося ребенка, и Кира привлекла его к себе. Он обнял ее, рыдая как маленький, чуть не раздавив своими могучими неуклюжими руками, и девушка, перестав сдерживать слезы, мягко хлопала его по спине, бормоча что-то утешительное, растворяясь в беспримесном блаженстве прикосновения к другому человеку: настоящему, теплому, живому.

Маркус что было сил мчался сквозь лес, едва поспевая за своими ногами и стараясь не расшибить голову о низко свисающие ветви и оплетенные лианами стволы. Внезапно бежавший за ним солдат упал, и по его спине начало растекаться красное пятно. Маркус запнулся, инстинктивно поворачиваясь помочь раненому, но Хару сгреб его в охапку и погнал вперед, тараня головой кусты.

– Он мертв, – прокричал Хару, – не останавливайся!

Пули летели слева и справа, свистели в листьях, выбивали щепки из стволов и старых досок. Эта часть Лонг-Айленда была довольно лесистой даже до Эпидемии, а за двенадцать прошедших лет природа отвоевала землю, повалив подгнившие заборы, обрушив старые крыши и стены, заполонив стриженые газоны и ухоженные садики буйством новой поросли. Двенадцать циклов замораживания и оттаивания раздробили тротуары и мостовые, и из каждой щелочки весело высовывались молодые побеги. Маркус перемахнул крошащиеся остатки стены и забежал вслед за Хару в гостиную, так густо заросшую лианами и кустами, что она едва выделялась из окружающей природы. Увернувшись от молодого дерева, пробившегося между половыми досками, он съежился, когда очередная партиальская пуля со свистом пролетела у него над ухом, разбив стекло в рамке, висевшей менее чем в десяти футах впереди него. Хару завернул в покосившуюся прихожую, роняя взведенную гранату сразу за углом – с расширившимися от ужаса глазами Маркус перепрыгнул через нее и развил такую скорость, на какую не думал что способен. Он вывалился из дома в тот самый миг, когда раздался взрыв. Хару рывком поставил его на ноги, рыча от натуги.

– Если они так близко, как я думаю, их стало по крайней мере одним меньше, – пропыхтел Хару на бегу. – В любом случае это хотя бы заставит преследователей замедлиться и впредь дважды думать, прежде чем соваться в дом вслед за нами.

– Сато, ты в порядке? – донесся сквозь деревья резкий женский голос, Маркус узнал Грант, сержанта их отделения. Хару побежал быстрее, чтобы поравняться с ней, и Маркус застонал в изнеможении, пытаясь не отстать.

– Просто бросил осколочную в том пустом доме, – отрапортовал Хару. – Медик и я целы.

– Гранаты – хорошая вещь, но, когда они кончатся, тебе будет их очень не хватать, – предостерегла Грант.

– Эта потрачена не напрасно, – настаивал Хару. Еще один солдат за ними согнулся и рухнул, подкошенный пулей, и Маркус невольно пригнулся, а затем снова побежал вперед. Они бежали так уже почти час, и лес превратился в кошмарное царство смерти, освободившейся от обычных законов мироздания. Пули, казалось, прилетали из ниоткуда, люди, живые в одно мгновение, погибали в следующее, и все, что оставалось уцелевшим, – лишь бежать.

– Надо передохнуть, – пропыхтел Хару. Он держался лучше Маркуса, но голос явно выдавал усталость.

Грант на бегу еле заметно качнула головой, сберегая энергию:

– Мы пробовали, забыл? Потеряли половину отделения.

– Мы не сделали хорошей засады, – возразил Хару. – Если найдем подходящее место, или если объединимся с другими солдатами, у нас появится шанс. Что нам удалось, так это оценить их силы – их не очень много. Нас больше, и мы лучше знаем местность – значит, должны и найти способ заставить ее работать.

Пролетела новая пуля, Маркус с трудом подавил панический вскрик.

– Я сердечно тронут твоим неунывающим оптимизмом.