Коррупция с человеческим лицом - Алексей Макеев

— А то и имею. Прокудин этот по заслугам получил, а сколько таких, которые только для галочки в отчете за решетку попали. Видно, это, как и сталинские архивы, только через сто лет рассекретят.

— Вы можете назвать конкретные факты? — все внимательнее слушал Гуров.

— Да вот вам конкретный факт — перед вами сидит, — с чувством проговорил Лиманский. — И во сне я не видел ни Семенова этого, ни вознаграждения его. А вдруг в подсудимых оказался. Да и с Тимашовым этим, похоже, точно такая же история. Я, правда, до тонкостей не вникал, но, кажется, обвинение там просто из пальца высосано. И, если не ошибаюсь, с помощью того же Семенова. Просто на все руки парень.

— Но ведь он и сам в итоге оказался за решеткой, — напомнил Гуров. — Как по-вашему, это может свидетельствовать о том, что его использовали, как говорится, вслепую для каких-то неизвестных ему самому целей?

— По-моему, может, — невесело усмехнулся Лиманский. — А цели эти… они разве что Семенову были неизвестны, а прочим все это еще как известно было. Можно сказать, до тонкостей.

— Улучшение показателей?

— Именно.

— Но если вы так хорошо об этом осведомлены, то, наверное, можете сказать и о том, кому именно оно шло на пользу, это улучшение показателей, — внимательно посмотрел Лев на Лиманского.

— Э-э… послушайте, — снова включился в беседу адвокат. — Это явное нарушение прав моего подзащитного. Его пытаются вынудить…

— Попрошу вас не мешать проведению дознания, — вновь осадил неуемного защитника Кирилин.

— Но это явное нарушение. Я могу подать жалобу, — попытался было «покачать права» Шмидт.

— Вы можете подавать жалобы только в том случае, если на этом будет настаивать подследственный. Вы хотите сделать заявление по поводу нарушения ваших прав? — обратился к Лиманскому Иван Демидович.

— Нет, — ответил тот, неприязненно глянув на адвоката.

— Продолжайте, Лев Иванович.

— Итак, кто же выигрывал от возбуждения этих дел, по вашему выражению, «высосанных из пальца»?

— А что, так трудно догадаться? Вы посмотрите, какие головокружительные карьеры у некоторых наших сотрудников. Аж дух захватывает. Не успеют работать начать, глядишь, уже и в руководители выбиваются. Того же Крапивина взять. Чуть не каждые полгода повышают. Премии, звания. И все — в поощрение за хорошую работу. Взяточников не хуже Стаханова на-гора поставляет. Скоро в МВД ни одного «чистенького» не останется, все будут под подозрением.

— Ну, зачем так категорично, — усмехнулся Гуров. — Кто-нибудь да останется. Тот же Крапивин, например. Не будет же он сам на себя дело из пальца высасывать.

— Разве что он, да еще несколько таких же. Из этой же шайки. А остальных всех засудит. Надо же на чем-то успешную карьеру делать.

— Вы упомянули, что Семенов, обращаясь к вам, мог действовать по чьему-то совету. Крапивин мог дать такой совет?

— Почему нет? — с минуту подумав, ответил Лиманский. — Крапивин работал в УБЭП, теоретически по такому вопросу «проконсультировать» вполне мог. А этот Семенов со своим Прокудиным, кажется, всюду совался. Почему бы не помочь, если сам человек нарывается? Вполне мог. Его, кстати, снова, кажется, повысили. Крапивина, я имею в виду. Уж не в связи ли с моим делом, — с грустным сарказмом добавил он.

— Как проходил процесс передачи вам взятки? На чем основано ваше утверждение, что вы ее не брали, когда несколько человек свидетельствуют об обратном?

— Мое утверждение, что я ее не брал, основано на том, что я ее не брал, — жестко проговорил Лиманский. — Этот Семенов вошел ко мне в кабинет и снова начал свои нелепые уговоры о каком-то «содействии». Я в очередной раз попытался объяснить ему, что он обратился не по адресу. Он продолжал настаивать. В ходе разговора он достал конверт и положил мне на стол со словами, что это «гостинец», который кто-то якобы попросил его мне передать. Положил очень близко, можно сказать, прямо под нос. Я отодвинул конверт от себя, и в этот момент в кабинет вломилась целая бригада «свидетелей». Вот и весь «процесс». Дураку понятно, что все это было подстроено заранее. Но следователю, который ведет мое дело, похоже, непонятно.

— Вы сказали, что Семенов начал свои уговоры «снова». То есть, если я правильно понял, он обращался к вам неоднократно?

— Еще как неоднократно, — с чувством произнес Лиманский. — Просто, можно сказать, измучил своими обращениями.

— Почему вы не заявили об этом? Вы работали в структуре, занимающейся вопросами противодействия коррупции, у вас были все возможности пресечь подобные «домогательства».

— Да, были. Наверное, так и надо было сделать. Заявить на него, да и дело с концом. Теперь не пришлось бы расхлебывать. А то пожалел дурака на свою голову, и вот что из этого вышло…

Чем дольше Гуров разговаривал с Лиманским, тем больше он находил в его деле аналогий с делом Тимашова. И призрачная, «высосанная из пальца» вина, и явно специальные, инициированные кем-то извне действия, призванные эту вину доказать. Даже пресловутый домашний арест роднил эти два случая.

И теперь, когда Лиманский упомянул о том, что пожалел Семенова, Гуров невольно вспомнил рассказы о подобном же великодушии, проявленном Тимашовым.

«Какие они, однако ж, все жалостливые, — с некоторым недоумением подумал он. — Как-то даже не укладывается это в имидж пламенного борца за чистоту рядов».

Но, вспомнив простоватую физиономию и наивный взгляд Семенова, видом своим скорее напоминавшего деревенского дурачка, чем прошедшего огонь и воду сотрудника УСБ, переменил мнение, поймав себя на мысли, что, доведись ему оказаться на месте Тимашова или Лиманского, он, пожалуй, и сам пожалел бы этого незадачливого простофилю. Рука не поднималась упечь человека за решетку только по причине его личной глупости.

— Так, значит, вы не имели каких-либо рычагов давления на Андрея Тимашова? — снова вернулся он к начальной теме разговора.

— Ни малейших.

— Хорошо. У меня больше нет вопросов. Иван Демидович, у вас будут какие-то дополнения?

— Нет, пожалуй. Вы затронули прак-тически все основные аспекты, в целом я получил довольно ясное представление о ситуации. Думаю, подследственного можно отправить обратно к месту отбывания заключения. Желаете добавить что-то? — обратился Кирилин к адвокату, ерзавшему на стуле от нетерпения.

— Да! Именно! Я желаю! — пылко начал тот. — Желаю заявить протест. Считаю, что подобная форма проведения допроса нарушает все права моего подзащитного. Его мнением пытались манипулировать. Вынуждали давать заранее подсказанные ответы, оговаривать неизвестных ему лиц, превышали полномочия. Это недопустимо! Мы будем жаловаться!

В продолжение этой эмоциональной тирады Лиманский обернулся и с неподдельным интересом посмотрел на адвоката.

Перехватив этот взгляд, опытный Кирилин истолковал его безошибочно и с едва заметной усмешкой сказал: