Фанера над Парижем - Людмила Милевская

Я-то здесь при чем?

Откуда у Турянского компромат на меня?

Господи, да что же могла я нарушить, если никогда ничем отроду не занималась, не считая, конечно, сплетен, флирта и обжорства. Изредка,правда, спасала от неприятностей друзей (над чем и сейчас работаю), но это всеот скуки, «промежду прочим», как любит говорить моя Маруся.

Открыв папку, я вынуждена была признать, что оставатьсячестной в нашей стране невозможно даже теоретически. Эти депутаты — господипрости — понаставили, понимаешь, ловушек. Шагу не сделаешь, какой-нибудь законне нарушив. Даже такой кристально честный человек, как я, вынужден жульничать,мошенничать и плутовать.

Обидней всего, что я совершала противоправные поступки неради себя, а из самых чистых, из самых благородных, из самых благих побуждений!

Но Турянскому-то как стало известно о моих грехах?

Ах он жук!

Каков подлец!

Своими руками задушила бы его…

Стоп, своими руками нельзя. Если этот негодяй умретнасильственной смертью, весь мир узнает о моих грешках…

Соседи узнают…

Подруги узнают…

Муж узнает…

Издатель мой узнает!

Ну и пусть знают, я же от этого не похудею. И очень жаль,что не похудею, была бы прекрасная диета. Нарушаешь себе закон и худеешь, хотявсе, что хочешь ешь: пирожные, всяческие копчености, балычок, икорочку смаслицем и даже сало.

Боже, лет десять, наверное, не ела сала! Даже вкус егозабыла… Этак нет-нет да и позавидуешь хохлам.

Но куда опять меня понесло? При чем здесь сало с хохлами,когда о моих грехах узнают не только подруги и соседи, но и читатели,елки-палки, узнают.

Мои читатели узнают!

Боже!!!

Подлый Турянский замахнулся на святое!

Меня бросило в жар. Пот прошиб. Током прошило. Началсяозноб. Мурашки по коже забегали.

Нет, Турянский — подлец, он должен, конечно, умереть, нолишь своей смертью: от сердечного приступа, спровоцированного клаустрофобией.

В этом месте я, как порядочный человек, не могла не задатьсебе вопрос: «А почему, собственно, я возлагаю на себя такой труд — решать:должен умереть или нет этот несчастный Турянский?»

Ответ появился вместе с вопросом: "Только я, порядочныйчеловек, могу соблюсти справедливость в таком сложном и деликатном деле.Турянский опутывает людей густой сетью компромата и заставляет их действоватьсебе во благо. Вот пылится на полке папка с моими мелкими грешками, которые нетянут даже на приличную статью, но которые для меня, как человеканезапятнанного и с именем, очень губительны.

Мое счастье, что я абсолютно ни на что негожая. Лишь в силусвоей бездарнейшей никчемности и лени я не понадобилась Турянскому. Но есть желюди, одержимые жаждой деятельности. В какие только сферы их не несет. Давзять, хотя бы, мою Тамарку…

Это же не значит, что их надо шантажировать и заставлятьсовершать нехорошие поступки.

Ах, как не повезло моей Марусе! О Пупсе с Тамаркой уже и неговорю. Им совсем будет нехорошо, если вдруг киллер случайно влепит Турянскомупулю в лоб. Следовательно, нельзя подвергаться такому риску, и нужно срочнопомочь Турянскому умереть достойно и (главное!) своей смертью. Ведь, возможно,наступит час, когда и я вдруг пригожусь Турянскому со всей своей ленью ибездарностью. Бывают и такие парадоксальные исключения.

И что тогда?

Он достанет эту папочку и заставит меня делать черт-те что!

А я не хочу!

Я честная!

У меня даже принципы есть! Наверняка!"

В общем, я прочувствовала и осознала, какие серьезные мотивыимеются для естественного умерщвления Турянского не только у его компаньонаПерцева, но и у моих друзей: у Тамарки, у Маруси и даже у Пупса. Когда же язаглянула в папки, лежащие в отделении с пометкой «долги», то и вовсеукрепилась в своем мнении. Долгов не было лишь у Перцева и у меня. И Пупс, иТамарка, и даже Маруся задолжали Турянскому безбожно. Ну ладно Тамарка, а Пупс?А Маруся? Теперь мне ясно, откуда ее новенький «жигуль». И спальный гарнитурпод слоновую кость. И гараж рядом с домом. Чем эта дурочка отдавать собирается?

А может, Маруся-то как раз отдавать долги и не собирается?

В таком случае, чем Тамарка хуже Маруси? Ее долги гораздокруче. Пупс задолжал не слишком много, но ему-то уж точно нечем отдавать. Изсобственности у него есть только Роза, которая и является смыслом его жизни.Дороже Розы Пупсу только его честное имя. Он из тех благородных людей, которыепулю себе в лоб влепят, лишь бы не видеть позора.

Если Пупс решил организовать похищение Турянского, я,пожалуй, не стала бы его за это осуждать. Человек, у которого две такиестрашные болячки, как порок сердца и клаустрофобия, все равно не жилец на этомсвете.

Но я-то умница какая, такой тайник нашла.

«Прав был Турянский, — подумала я, — когда скрывал тайник отЛели. Наивная Леля доверила мне все эти долги. Будь я непорядочным человеком,сейчас же Марусины расписки порвала бы. И Тамаркины, не говоря о Пупсе, ведьРоза вообще ни в чем не виновата».

Однако, расписки я не порвала. Не могла же я ответитьподлостью на доверие Лели. Все вернула на место и закрыла тайник.

Опасно напичканная информацией, я рвалась в бой.Подозреваемых пока было не так уж много — всего четыре человека: Перцев,Тамарка, Маруся и Пупс. Опыт говорил мне, что я справлюсь. И потрудней задачирешала.

Конечно же, моя кипучая натура требовала действий — как тутусидишь на месте, когда столько работы. Ехать к Коровину было рано, но я незнала, куда себя деть. Леля вернулась, однако мне с ней было неинтересно. Онаслишком мало могла рассказать о делах своего мужа. Мне, конечно, никто не мешалотправиться домой и провести оставшееся до сеанса время за лаем с бабой Раей,но я рождена для великих дел.

Поразмыслив, я решила все же ехать к Коровину, уж очень нетерпелось вцепиться в Тамарку. Да и с Марусей было о чем поговорить.

«Приеду на час раньше, не убьет же Коровин меня за это и уж,конечно, не выгонит», — рассудила я.

Прямо от Лели заказала такси и отправилась в загородную резиденциюмага. Какую глупость совершила, я поняла лишь тогда, когда отпустила такси иосталась топтаться под высоким каменным забором — на стук в калитку никто невышел, звонка же и в помине не было. Поскольку ни в воротах, ни в калитке ненаблюдалось ни одной щели, то установить, есть ли кто за забором вообще, я немогла. Не кричать же «ay, ay». Положение усугублялось тем, что приехала я не начас раньше, как предполагала, а на два. В общем, не рассчитала.