Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы - Мария Беллончи

Его звали Джорджио, и он проводил ночи в лодке на Тибре, прячась в камышах, – охранял поленницу дров, стоявшую приблизительно у больницы Святого Иеронима Славонского, у моста Рипетто. В ночь с 14 на 15 июня он видел двоих мужчин, внимательно изучавших дорогу к больнице и прилегающую к нему территорию. Затем они исчезли, а вскоре вновь появились и дюйм за дюймом еще раз осмотрели все вокруг. Потом он увидел, как появился мужчина на белой лошади, за его спиной было перекинуто тело, которое с двух сторон поддерживали слуги. Всадник подскакал к реке, развернул лошадь и отдал приказ; после чего слуги столкнули тело с крупа лошади и бросили в воду. Лодочник услышал характерный всплеск и отчетливый голос всадника, который поинтересовался, сделано ли все должным образом. «Да, повелитель», – ответили слуги. Всадник повернулся к реке, бросил взгляд на медленно текущую воду и что-то там увидел; это был плащ мертвеца, раздувшийся подобно траурному парусу. Он приказал затопить труп и наблюдал, как слуги забросали «мишень» камнями. Когда вода поглотила мертвеца, мужчины исчезли, и опять наступила тишина. Лодочника спросили, почему он тут же не сообщил о случившемся. Он не придал этому большого значения: он и раньше видел по меньшей мере сотню тел, сброшенных в реку, и никто не поднимал из-за этого шума.

Папа был вне себя. Он не желал верить, что Хуан умер, и вопреки всему ждал более очевидных доказательств. Сотни сетей забрасывали в Тибр, тысячи глаз внимательно изучали их содержимое, и уже ночью выловили изуродованный труп герцога Гандийского с вырванной гортанью, в тине и прицепившемся мусоре. Его отнесли в замок Сант-Анджело, раздели, обмыли, обрядили в парадные одежды и ночью в сопровождении печальной толпы скорбящих домочадцев, священников, аристократов и испанцев перенесли и похоронили в церкви Санта-Мария-дель-Пополо. Странный кортеж в свете ста двадцати факелов поспешно отъехал от замка Сант-Анджело, и, по словам очевидцев, над толпой неслись стоны и молитвы, а из темных окон замка звучал крик папы, взывавшего к умершему сыну. В Санта-Мария-дель-Пополо тело положили в часовне у правого нефа, где уже покоился первый герцог Гандийский. Во времена правления Юлия II они были перевезены в место окончательного захоронения в Гандию.

Папа вел себя так, словно находился в камере пыток. В течение двух суток он не ел, не пил, не спал, оставался наедине со своим горем и стонал. Такое состояние должно было вызвать определенную реакцию, каковой явилась обостренная жажда покарать виновного. В папском дворце немедленно приступили к расследованию. Первым подозреваемым был кардинал Асканио Сфорца, и, поскольку тело было найдено недалеко от загородного дома, принадлежащего Сфорца, там провели тщательный обыск. Кардинал проявил невероятное хладнокровие; он передал все ключи от дворца пришедшим провести обыск и похвалил за принятые меры, после чего с достоинством проследовал в резиденцию миланского посла Стефано Таверно. Нет ничего странного в том, что кардинал Асканио подозревался в попытке отомстить за повешенного гостя, но в тот период Сфорца был слишком поглощен делами, чтобы заниматься отмщением. У герцога Гандийского было много врагов, фактически у него не было ничего, кроме врагов. Человек, совершивший убийство, знал об этом и точно рассчитал, что множество подобных следов скроют его следы. Асканио Сфорца вскоре был оправдан. Александр VI послал ему извинения за угрозы со стороны кардинала Валенсийского и некоторых прихвостней герцога и объяснил это обрушившимся на них горем. В число подозреваемых входили Джидобальдо де Монтефельтро, Джованни Сфорца и брат Джованни, Джан Галеаццо, но они были тоже вскоре оправданы; об этом в публичном обращении перед консисторией 19 июня заявил Александр VI. На смену трагедии приходит мелодрама. Вероятно, это был первый и единственный случай, когда папа в полном облачении в присутствии послов публично оплакивал смерть сына. «Никогда больше не сможем мы испытать большего несчастья, поскольку мы любили герцога Гандийского больше всего на свете, – объявил он в высокопарном испанском духе. – Мы охотно отдали бы семь тиар, только бы вернуть его к жизни… Господь наказал нас за наши грехи, потому что герцог Гандийский не заслужил такой страшной и необъяснимой смерти; это Господь Бог наказывает нас за наши грехи… Ходят слухи, что в его смерти виновен Джованни Сфорца, но мы убеждены в его невиновности; Галеаццо Сфорца и герцог Урбинский совершенно непричастны к этому делу». Принеся публичные покаяния, папа сообщил, что в будущем собирается вести праведную жизнь; в Ватикане будут проведены реформы; будет установлено жесточайшее наблюдение за тем, чтобы мирские интересы не затрагивали папский дворец. «Впредь бенефиции будут дароваться только тем, кто их заслужил: мы намереваемся отказаться от всякого непотизма и начать с реформ в собственном доме». Похоже, Александр VI был задет за живое, раз отважился на подобную исповедь и пренебрег тем, к чему раньше относился с особым вниманием, – семьей и тиарой. Следует отметить, что уникальность его заявления привела к резко возросшему влиянию папы, укрепился его авторитет как реформатора церкви. Для тщательный подготовки глобального реформирования Ватикана Александр VI назначает комиссию во главе с кардиналом Коста, состоящую из священнослужителей, известных своей добродетелью. Папа получает письмо от Савонаролы с соболезнованиями и предостережением, которое, видимо, было единственным местом из всего написанного доминиканцем, которое папа хоть сколько-нибудь прочувствовал. Время шло, жизнь постепенно возвращалась в привычное русло, и боль утраты немного ослабела. Поиск виновных тем временем продолжался. Но все предположения и догадки строились исключительно для того, чтобы быть тут же отброшенными; история осталась окутана тайной. Современные историки выдвигают обвинения не только против Орсини и Сфорца, но даже против кардинала Асканио или же мрачно намекают на некий заговор, чреватый неприятностями для любого, кто осмелился бы о нем заикнуться.

Здесь, по логике, нам следует задать вопрос: «cui prodest?» – кому выгодно убийство? Ответ однозначен: Чезаре Борджиа. Обладая талантом четко оценивать причины и следствия, он первым делом добился любви, а затем уже доверия и уважения со стороны отца. Для этого ему пришлось изрядно потрудиться, и все отмечали его успехи на этом поприще. Во время кампании против Орсини Чезаре, двинувшись в Тре-Фонтане, подвергался риску погибнуть от рук бродячих банд; по мнению одного из писателей, если бы он был захвачен в плен, Рим получил бы нового папу – имеется в виду, что Александр VI умер бы от горя. Чезаре прекрасно осознавалсвое истинное положение; он понимал, что до тех пор, пока жив герцог Гандийский, которого отец готовит к мирской карьере, ему никогда не удастся занять первого места в сердце папы. Если Чезаре вызывал уважение и любовь папы, то Хуана понтифик боготворил. Кардинал Валенсийский мог сколько угодно строить планы относительно блистательного будущего и разрабатывать идеальную форму правления, но между ним и его стремлениями всегда существовало препятствие в виде брата, который, несмотря на врожденную бестолковость, стоял у него на пути и разрушал все его грандиозные планы. Определенная логика, пусть даже чудовищная, в решении Чезаре избавиться от брата, безусловно, имелась. Вопрос: поступил ли он согласно этой логике?

«Я снова слышал, что причина смерти герцога Гандийского в кардинале, его брате… и вышесказанное предположение исходит из достоверного источника», – написал 22 февраля 1498 года из Венеции Джованни Альберто делла Пинья герцогу Феррарскому. Этот документ, похоже, признает вину Чезаре как нечто само собой разумеющееся, и, видимо, это соответствует общественному мнению, а в последующие годы мнению людей типа Санудо и Гуиччиардини. Тем не менее вопрос по-прежнему остается открытым. Виллари, Грегоровий, Пиккоти, Леонард и Гепхард уверены в абсолютной виновности Чезаре; Вудварт, Фестер и Шинцер не могут дать окончательного ответа, а Пастор, Люцио и Хофлер полностью отрицают вину Чезаре. Не существует неопровержимых доказательств, говорят последние, и это сущая правда. Но сжигавшие Чезаре честолюбие, его пренебрежение к человеческой жизни, злоба и презрение к трусливому брату, его всепоглощающая жажда власти являются теми мотивами, которые вполне могли бы подойти в качестве убедительных доказательств. Весь этот клубок по большей части туманных догадок и непредвиденных обстоятельств никоим образом не дает возможности разгадать тайну убийства, в которой, по моему мнению, безошибочно угадывается рука Чезаре Борджиа – человека, заранее обдумавшего все обстоятельства, чтобы при необходимости преступление само по себе превратилось в законченное и убедительное произведение искусства. Преступник так и не был обнаружен, поскольку и не мог быть обнаружен; по мнению летописцев, это был маэстро. Трудно даже предположить, что обо всем этом думал папа. Прошло менее двадцати дней после преступления, и уже 5 июля папа приказал прекратить расследование, а это дает основания полагать, что он был полностью в курсе дел. Летописцы полагают, что, возможно, он пошел на определенную хитрость, не мог же он так быстро все выяснить! Чезаре продемонстрировал все свое мастерство в выборе подходящего момента. В начале июня он получает полномочия легата для коронации нового короля Неаполя (в период с 1494 – го по 1498 год в Неаполе сменилось четыре короля; Фредерико, новый король, был братом Альфонсо II и по доверенности исполнял обязанности при заключении брака Санчи Арагонской и Джофре Борджиа). Чезаре отправился в Неаполь 22 июля, вероятно вычислив, что к этому моменту все улики приведут к нему. Папа начнет его подозревать в совершении преступления, а он не только будет далеко от Ватикана, но и займет настолько важное положение, что обвинение в его адрес навлечет позор на всю семью и церковь. По прибытии в Капую 1 августа Чезаре заболевает лихорадкой. Санча и Джофре 7 августа отправлены в Скуиллаче, это доказывает, что папа следует данному обещанию и больше не желает окружать себя детьми и родственниками. Мы можем себе представить, насколько теперь один только вид Санчи, заставившей Хуана влюбиться в нее и тем самым вызвать жуткую ревность Чезаре, отвратителен Александру VI. Теперь его отношение к детям наполнено горечью; он так любил их, а они предали его! Это относится и ко всем женщинам. Лукреция тоже внесена в список; вновь вспоминается старый план – выдать ее замуж за испанского аристократа. Прелаты, участвующие в реформах, являются единственными, кому позволен свободный доступ в Ватикан.