Японский воин - Фредерик Норман

Одна из причин неуспеха миссионеров в Японии состоит в том, что большинство этих людей совершенно ничего не знают о нашей истории. «Какое нам дело до языческих летописей?» – говорят некоторые и тем самым отдаляют свою религию от образа мыслей, которого мы, наши отцы и деды придерживались в течение многих прошедших веков. Как можно принижать историю целой страны? Как будто путь любого народа, даже первобытного племени африканских дикарей, не знающих письменности, не есть страница общей истории человечества, написанной рукой самого Бога. Даже погибшие народы являются как бы палимпсестом, который расшифрует лишь проницательное око. Философскому и религиозному уму сами народы представляются знаками божественной каллиграфии, четко написанными черным по белому, словно на их коже; и если это сравнение уместно, то желтая раса являет собой драгоценную страницу, расписанную золотыми иероглифами! Отмахиваясь от пройденного народом пути, миссионеры заявляют, что христианство – новая религия, тогда как, по-моему, это «старая, старая история», которая, если изложить ее понятными словами, то есть взятыми из словаря, возникшего в процессе нравственного становления народа, легко найдет место в людских сердцах, независимо от расы и национальности. Христианство в его американском или английском варианте – скорее отягощенное англосаксонскими причудами и прихотями, чем данное в первозданной красоте и чистоте идущее от его Основателя, – слишком слабый побег, чтобы быть привитым к мощному стволу бусидо. Должен ли проповедник новой веры вырвать с корнем все растение, чтобы посеять семена Евангелия в опустошенную почву? Этот подвиг в принципе возможен – например, на Гавайях, где, как известно, воинствующая церковь добилась полной победы в разграблении и уничтожении туземного народа; но такой процесс решительно немыслим в Японии – нет, такого насаждения Царства Божия на земле никогда бы не принял и сам Иисус.

Мы должны внимательнее прислушаться к словам благочестивого человека, верного христианина и глубокого ученого: «Люди поделили мир на языческий и христианский, не подумав, сколько добра могло таиться в первом и сколько зла могло смешаться со вторым. Они сравнили лучшую часть своей половины с худшей частью другой, безупречное христианство с развратом Греции или Востока. Они не стремились быть бесстрастными и довольствовались накоплением всего, что можно было сказать в похвалу себе и в осуждение другим формам религии».[63]

Но какие бы ошибки ни допускали отдельные люди, нет сомнений в том, что фундаментальный принцип исповедуемой ими религии – это сила, с которой мы должны считаться, размышляя о будущем бусидо, чьи дни, как кажется, уже сочтены. Характер его будущего предрекают носящиеся в воздухе зловещие знаки. И дело не только в знаках, грозные силы уже взялись за работу, чтобы его погубить.

Немногие исторические параллели могут быть оправданны в большей степени, чем сравнение между европейским рыцарством и японским бусидо, и если правда, что история повторяется, то и судьба второго повторит судьбу первого. Конечно, специфические местные особенности, приведшие к упадку рыцарства, которые перечисляет Сент-Пале, неприменимы к условиям Японии; но тенденции более общие и серьезные, подточившие основы рыцарства в Средние века и позднее, разумеется, способны уничтожить и бусидо.

Одно из примечательных отличий европейского опыта от японского заключается в том, что в Европе рыцарство, потеряв опору в феодализме, обрело ее в церкви, получив тем самым приток свежих сил, между тем как в Японии нет ни одной достаточно мощной и способной поддержать его религии; поэтому с падением феодализма – матери бусидо – оно, оставшись сиротой, было вынуждено справляться собственными силами. Существующая в данный момент сложная военная организация могла бы взять его под свое крыло, но, как известно, современные способы ведения войны не способствуют дальнейшему становлению бусидо. Синтоизм, питавший его во младенчестве, сам отжил свой век. Седовласые мудрецы Древнего Китая вытесняются интеллектуальными выскочками вроде Бентама и Милля. Удобные этические теории, которые потакают шовинистским тенденциям нашего времени и потому считаются хорошо приспособленными для его нужд, уже изобретены и широко пропагандируются; правда, пока что мы слышим их визгливые голоса только со страниц желтой прессы.

Власти и правительство объединились против благородных принципов бусидо. Если верить Веблену, «падение церемониального кодекса – или же, иначе говоря, вульгаризация жизни, – среди трудового класса является в глазах людей тонкого вкуса одним из самых отвратительных явлений современной цивилизации». Непреодолимая волна победоносной демократии, перед которой не может выстоять ни один институт, основанный на доверии, – а бусидо было институтом, основанным на доверии тем, кто монополизировал капитальные резервы интеллекта и культуры и установил шкалу моральных ценностей, – именно эта волна обладает достаточной мощью, чтобы затопить все, что еще осталось от бусидо. Современные общественные силы враждебны мелкобуржуазному духу, а рыцарство есть классовый дух, как сурово осуждает Фримен. Нынешнее общество, если желает сохранить хотя бы слабое единство, не может допустить существования чисто личных обязательств в интересах отдельного класса. Прибавьте сюда прогресс народного просвещения, промышленности, образа жизни, благосостояния и урбанизма, – тогда станет понятно, что ни острое лезвие самурайского меча, ни лучшие стрелы самых смелых буси уже не смогут ни на что повлиять. Здание государства, построенное на камне чести и опирающееся на нее же, – назвать ли его государством чести или, в духе Карлейля, героархией, властью героев? – попадет в руки крючкотворов-законников и пустозвонов-политиков, вооруженных орудиями войны. Слова, которыми великий мыслитель Элиот говорил о Терезе и Антигоне, можно с полным правом повторить о самурае: «Среда, в которой их героические подвиги обрели видимую форму, ушла навсегда».

Увы рыцарским достоинствам! Увы гордости самурая! Морали, вступившей в мир под звук горнов и барабанов, суждено погибнуть с уходом «королей и полководцев».

Если история чему-то нас учит, то государство, основанное на воинственных началах, будь то город, как Спарта, или империя, как Рим, никогда не сможет создать на земле Вечного города. Военный инстинкт человека, универсальный и естественный, способный, как оказалось, дать начало благородным чувствам и мужественным достоинствам, все же не охватывает человека полностью. Под инстинктом войны скрывается божественный инстинкт любви. Мы видели, что синтоизм, Мэн-цзы и Ван Янмин – все ясно проповедовали это; но бусидо и другие виды воинственных этических учений, занимаясь вопросами непосредственной практики, слишком часто забывали о любви. В последнее время жизнь стала намного шире. Сегодня нашего внимания требуют задачи благороднее и больше, чем война. По мере того как взгляд на жизнь становится свободнее, распространяется демократия, а мы лучше узнаем другие страны и их народы, конфуцианская идея человеколюбия – смею ли прибавить к ней и буддийскую идею сострадания? – расширяется до христианского понятия любви. Из подданных люди выросли до граждан; нет, они больше, чем граждане, – они люди. Хотя тучи войны сгустились над нашим горизонтом, мы будем верить, что ангел мира сможет разогнать их своими крыльями. История человечества подтверждает обещание, что «кроткие наследуют землю». Народ, который продаст первородство мира и выйдет из первых рядов индустриализма ради того, чтобы пристроиться в компанию флибустьеров, просчитается!