Проклятие Кантакузенов - Владимир Александрович Андриенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да башка твоя не стоит и одного алтына! — продолжал орать купец.
А затем возьми и стукни кулаком Терентия в ухо. Тот замертво и упал и изо рта его кровь пошла. Мужики к нему, а парнишка уже и помер.
— Ты чего сделал, убивец? — заорал артельный. — Дак вьюнош сей единый сын у матери хворой.
— Так и быть, — купец потер руки. — Дам рупь его матери! А вы смотрите! Дабы добро хозяйское не пропадало! Полушка она рупь бережет! Вот как!
Пошли мужики в трактир после работы пить горькую. И там атаман Мельник все слыхал.
— А вы чего же молчали? — спросил он мужиков.
— А мы чего? Наше дело мешки тягать. А подними на купца руку, чего тогда будет? Сей купец богатей известный. Кто его тронет? Он всякому подьячему24 в лапу сунет. А мы люди бедные.
— Эх вы, сиволапые! — хохотнул атаман. — Всяк вас норовит да по загривку!
— А ты чего? Смел больно? — спросил артельный.
— Богатые говоришь платы у купца Томашева?
— Куда как богатые! Его торговля всем известная!
— Тебе известная?
— Да ты погоди! Сколь кулев муки по Волге гонят на астраханские склады! Спроси сколь пудов? И чье все это? Скажут в Астрахани — купца Томашева. А из Астрахани рыбку соленую на Москву везут, да арбузы астраханские. На чьих кораблях? На кораблях купца Томашева. С тех товаров большая деньга идет в кошель купца. А ты спрашиваешь — богатые ли у сего купца палаты?
— Стало есть там и злато и серебро?
— И слуги с дубинами есть и собаки злые. Все есть у купца.
— Дубины, да ножи с топорами и мы в руках держать умеем.
Атаман подмигнул мужикам и был таков. В ту же ночь палаты купца запылали ясным пламенем…
***
«Лились рекой» в трактире вина. На широком столе стояли штофы с водкой да бутылки с винами фряжскими. Стол ломился от кушаний. Для девок гулящих Роман Мельник заказал три корзины с заедками сладкими разными.
Роман бросал на стол золотые и кричал в пьяном угаре:
— Я добрый сегодня! Все могу! Пей! Гуляй!
— За атамана! — орали разбойники.
— Любо!
— Многая лета атаману!
— С таким ходить любо!
В кабаке прибавилось народу. Безродные ярыги льстили Роману и кричали:
— Атаман! Удалой атаман! Выкати бочонок водки гданской!
— Эй! — кричал Роман. — Бочку водки!
И снова посыпались на стол золотые монеты.
Роман увидел рослого мужика и с гневом спросил его:
— А ты чего?
Атамана потянуло на драку.
Мужик не шелохнулся. Разбойнику то понравилось.
— Не боится! Видали? А меня завсегда боятся. На руку я тяжёлый.
Роман подошел к мужику.
— Кто таков? — спросил атаман.
— Человек божий, обшит кожей, — ответил тот.
— Беглый? — спросил атаман.
— С чего беглый? От своего боярина не бежал. Отпускную в город имею, — ответил мужик.
Роман сел рядом.
— А я своего боярина с красным петухом познакомил. И то знакомство боярину не по нраву пришлось. И захотел он меня поймать и ноздри мне рвать как татю. Но я не дался. Слышь?
Мужик угрюмо ответил:
— Знаю я таких.
— А мы здеся все такие. Бояр да бар режем. Коли бы вся Расея так-то делала, то не осталось бы извергов на земле нашей.
Мужик ответил:
— Я землепашец. Да канатный умелец. С того кормлюсь.
— И боярина кормишь? — спросил атаман.
— И боярина.
Роман налил мужику водки и велел:
— Выпей!
Мужик разом влил водку в глотку и даже не поморщился. Роману это понравилось, и он раздумал драться…
***
Письмоводитель канцелярии юстиц-коллегии Порфирий Кузьмич с солдатами окружили трактир «У бочки». А навел солдат сюда сам Ванька Каин.
— Там они, Порфирий Кузьмич. Все там.
— Ай, и дело ты сладил, Иване! Ай, и сладил. За сие можно много чего получить. Деньги-то надобны.
— Но мои-то сто монет я получу, Порфирий Кузьмич?
— Дак коли добыча с ними, то и получишь. Не все почитай пропили сердешные.
— Токмо гулять начали. Не более как по штофу водки осушили, — сказал Каин.
И Порфирий подал знак команде начинать.
Солдаты и полицейские нижние чины ворвались в трактир. Прогремели выстрелы.
Любил Порфирий Кузьмич такие вот дела. Ведь наследников у купца нет никаких. И все его добро, что тати25 пограбили можно смело половинить26. Кто про сие дознается?
Все равно ведь разворуют и по ветру все пойдет. Отчего себе не урвать на бедность? Грешен был на сии дела господин Дурново Порфирий Кузьмич. Да кто не Руси богу не грешен, кто бабке не внук?
***
3
Канцелярия Юстиц-коллегии в городе Москва.
Волков сразу от Бирена поехал в канцелярию. Там его ждал чиновник, которого он посылал делать выписки из церковных книг в имении Кантемиров.
— Коллежский секретарь Карпов, ваше благородие! — отчеканил высокий, гренадерского сложения молодец. — Был послан по вашему повелению в имение князя Константина Кантемира.
— Привез все, что было велено?
— Так точно! Вот списки крестьян. Сняты мною собственноручно с церковных книг, и удостоверены священником тамошней церкви отцом Михаилом.
— Показывай! — Волков сел за стол и предложил сесть Карпову.
— Мною были сделаны выписки, начиная от года 1702-го, — начал Карпов. — Тишка в оных книгах значится.
— Тихон, сын Антона, — прочитал Степан Андреевич. — Все точно! А родичи его?
— Дядька его Лукьян-кузнец. Стало быть, брат Антона.
Волков вспомнил, как старик Войку говорил: «Кузнец Лукьян дядей тому Тишке приходился родным. И был он знаком с молодой девицей из дому Кантакузенов… И от Кантакузенов она тайную науку познала».
— Стало быть, два брата Антон и Лукьян, — сказал Волков. — Все как и было сказано ранее.
— Точно так, ваше благородие, — подтвердил Карпов. — Но только, с сим Лукьяном не все чисто.
— Что это значит? — спросил Волков.
— Священник, как только я стал расспрашивать про кузнеца Лукьяна, путаться начал.
— А зачем сии расспросы, господин Карпов? Надобно было выяснить числился ли среди ревизских душ в имении князя Кантемира холоп именем Тишка. Ты сие выяснил и записи про сего Тишку имеются.
— Это так, Степан Андреевич. Но много слухов про того кузнеца ходит в древне. Я стал спрашивать, и оказалось, что слишком стар был сей Лукьян.
— Что значит стар? — Волков посмотрел на Карпова.
— Дак получается, по книгам, Степан Андреевич, что Лукьян был рожден в году 1656-ом. А брат его Антон в году 1687-ом.
— Сие весьма странно. Большая разница между братьями. Что удалось разузнать про сего кузнеца?
— Мало, Степан Андреевич.
— Ты же говорил, что о нем говорят в древне много, Петр Антипович. А теперь говоришь, что узнал мало.