Огненное евангелие - Мишель Фейбер

— Они пришли, чтобы выразить ему свое восхищение. Чуть ли не боготворить! Ты слышал, как они аплодировали, Нури. Они бы попросили у него автографы, если бы им представился такой шанс.

— О том, чтобы сжигать людей, уговора не было. Сигнальные ружья мы взяли, чтобы пустить дым.

— Жаль, так вышло. Считай, что им не повезло. Но все равно им гореть в аду. До конца дней, Нури. Это намного дольше, чем полчаса в книжном магазине.

Похоже, последнее объяснение успокоило араба. Он снова принялся за монтаж исповеди.

— И… собственно, это все, что я хочу сказать, — звучал голос Гриппина. — И… И… собственно… собственно, это все…

Нури понес видеозапись на ближайшую телестанцию, а белокожий остался дома. Вообще-то Тео надеялся на обратное: что белокожий уйдет, а Нури останется. Интуиция ему подсказывала, что с Нури он сумеет завязать разговор на более… как сказать… человеческом уровне, что ли. Очевидно, интуиция подсказала белокожему то же самое.

Пытаясь устроиться поудобнее, Тео положил голову на подлокотник кресла. До него начал доходить смысл сделанного. Миллионы людей, которые его до сих пор просто недолюбливали, теперь его по-настоящему возненавидят. Христиане и нехристиане в равной степени будут на улице его оплевывать. Но за что?

Хороший вопрос. За последние несколько недель интервьюеры раз сто задавали ему вопрос, что побудило его обрушить на мир «Пятое евангелие», и он по-разному отбрехивался. Но в глубине души он вынашивал честолюбивую надежду, надежду, в которой он не признавался даже самому себе. Вообще-то, по природе, он не был альтруистом; всякие там идеалы — нет, это не про него. Но когда дело дошло до «Пятого евангелия», Тео поневоле, после безжалостной вивисекции, обнаружил в себе скрытый идеализм: он возжелал усовершенствовать человечество. Он захотел дать людям средство, помогающее избавиться от пагубного пристрастия к религии, чтобы они перестали поклоняться мертвым и начали решать проблемы живых. Мемуары Малха, нежданно-негаданно явившиеся таким потрясением, развеют двухтысячелетнее идолопоклонство и зажгут факел разума, и тогда миллионы духовных калек отбросят свои костыли и примут на себя всю полноту ответственности.

«Не возгордись, дружок-пирожок», — наверняка сказала бы ему Дженнифер.

В любом случае эта мечта лопнула, как мыльный пузырь. Скоро омерзительная исповедь Тео Гриппина прозвучит в эфире; все страны, где продавалась его книга, покажут видеоролик самого презренного литературного шулера на свете. О факеле разума пора забыть; все захотят зажечь только один факел — под Тео Гриппином.

Но поверят ли люди в подлинность его признания, вот вопрос. Можно ли быть столь доверчивыми? Почему нет. Если сайт Amazon со всеми этими читательскими рецензиями, этим ящиком Пандоры, его чему-то научил, то по крайней мере одной вещи: нет такой литературной поделки, неслыханно, смехотворно, вызывающе фальшивой, которая бы где-нибудь кого-нибудь не растрогала до слез своей правдивостью. Может, ему следовало снабдить свое признание тайными подсказками — подозрительной жестикуляцией или ритмическим морганием, своего рода шифром, понятным для опытных детективов. Хотя с учетом того, что он не имел ни малейшего представления о том, где находится и кто его похитил, не очень понятно, какую тайную информацию он в принципе мог бы передать.

Сколько нужно времени арабу, чтобы передать видео и вернуться? Он сказал, что немного. «Немного» — это сколько? Даже если считать, что они сейчас в Нью-Йорке — тоже не факт, — можно только гадать, где находится ближайшая телестанция. К сожалению, настенных часов в пределах видимости не наблюдалось, от наручных же, с учетом крепко стянутых бечевкой опухших запястий у него за спиной, было мало толку. Несмотря на невозможность предсказать, когда араб вновь появится, Тео полагал, что должен каким-то образом мониторить время. Так поступали все выжившие заложники, люди, в часы кризиса сумевшие сохранить голову. Может, считать до шестидесяти, снова и снова, а каждую минуту обозначать цоканьем пересохшего языка…

— Компания Virgin Galactic планирует отправлять в космос ежегодно до пятисот пассажиров, за двести тысяч долларов каждого…

Снова заработал телевизор, что в теории должно было облегчить ему подсчет минут и часов, но на самом деле только затрудняло. Из «ящика» бурлящим потоком текла пустая инфоразвлекаловка, лихорадочная и бытовая, занудная и дразнящая, все время балансирующая на грани кульминации, бесконечно долго подбирающаяся к сути, вечно торопящаяся и безнадежно отстающая, неизменно обещающая вернуться через минуту.

Лучше бы он видел картинку, вместо того чтобы довольствоваться голосами. Привязанный к креслу, он разглядывал лишь то, что было непосредственно перед ним, а именно книжный шкаф с дешевыми бумажными изданиями, чьи названия на пестрых корешках он не мог прочесть без очков. Вывернув шею, можно было еще краем глаза углядеть закрытую дверь в ванную.

— Вызывающий много толков рэпер Хулиган Аммо подал в суд на «Тойоту» за то, что компания использовала его образ без разрешения. Он утверждает, что карикатурный уличный панк, пытающийся украсть накладку с колеса «Тойоты Омеги» в рекламном ролике, списан с него. Адвокаты Хулигана назвали рекламу «подлой» и «безвкусной» и уже подали иск на полтора миллиона долларов в качестве компенсации морального ущерба.

Тео вжался в кресло в надежде подавить очередной приступ клаустрофобии. Хоть бы они не так жестко его связали, хоть бы чуть-чуть ослабили веревки. А еще лучше привязали бы только за одно запястье или только за шею, по-собачьи. Как бы он был им благодарен, он даже не помышлял бы о бегстве. Как бы ему в этом убедить белокожего? Тогда он сможет нормально дышать. А то и сбежать.

Он постарался переключиться на другую тему. Рэпер по кличке Хулиган Аммо хочет получить полтора миллиона долларов компенсации за то, что его обвинили, пусть даже в карикатурном виде, в плохом поведении. Американский сценарист заработал миллионы за ситкомовский сериал ни о чем. Футболист согласился попинать мяч за десять с половиной миллионов «зеленых». А что он, Тео, получил за свое «Пятое евангелие»? Какие-то паршивые двести пятьдесят тысяч в виде аванса. И толику горячего секса. Ну и еще, возможно, получит несколько миллионов в качестве роялти, если останется в живых.

Стоп: откуда эти материалистические мысли? Разве человека под угрозой смерти не должно посещать высокое откровение? Разве он не должен отринуть мелочные заботы и прозреть для главных истин? Что с ним происходит? С какой стати завидовать богатству футболистов и эстрадников, когда мозгу отпущены, вероятно, последние мгновения перед полным и окончательным забвением? Почему в нем крутятся мысли о том, где аутодафисты Санта-Фе раздобыли экземпляры «Пятого евангелия» (дешевая книжная распродажа?), зато там не находится места для мудрости перерождения?

А может, в этом и состоит основной урок? Человеческое сознание слишком ветрено и непоседливо, чтобы подчиниться строгой дисциплине, необходимой для истинного просветления даже под страхом смерти? Когда Роберт Кеннеди истекал кровью на полу в кухне отеля «Амбассадор», вспоминал ли он о том, как сделал лучше жизнь беднейших и обездоленных американцев, и обрел ли покой от сознания сделанного, или взгляд его отмечал сальные пятна на лопастях вентилятора под потолком? Были ли последние мысли Мартина Лютера Кинга связаны с плохо убранным гостиничным номером в то утро? А Авраам Линкольн, простертый на балконе театра «Форд» с пулей в голове, испытывал ли он чувство гордости за подаренные им миру слова «Все люди рождены равными» или оставшиеся ему несколько секунд земных ощущений он посвятил разгадыванию смысла фарсовой фразы «Вы, хорлопастая старая вертихвостка»[15], которую он только что услышал со сцены?