1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных - Роберт Кершоу

«Невольно начинаешь считать секунды. И тут застывший в неподвижности вновь созданный Восточный фронт вздрагивает от грохота. Свист, вой, гул. Заработали артиллеристы».

Фельдфебель Готтфрид Бекер, по прозвищу «Готлиб» (игра слов немецкого языка — имя Gottlieb дословно переводится как «божий любимчик». — Прим. перев.), не отрывал взора от своей цели — железнодорожного моста и монотонно бубнил, отсчитывал про себя секунды. Бросившись по команде вперед, бойцы услышали эхо канонады, затем прогремели первые разрывы. Бекера и его взвод поразило то, что, пробираясь к мосту, они ни разу не попали под огонь неприятеля. Только справа раздалось несколько одиночных выстрелов по моторизованной колонне немцев, но и они скоро смолкли. Первая атака прошла вопреки всем ожиданиям как по маслу, и взвод Бекера добрался до моста без единой потери.

Неподалеку ефрейтор Кредель из 67-го полка с автоматом через плечо со всех ног устремился вперед. Это был его первый бой. Так действовать подсказал ему один умудренный опытом боец. «Пойми, в первые секунды противник еще не успел опомниться. Вот этим и следует воспользоваться и дать ему прикурить». В паре сантиметров от каски непривычно свистели пули. Прямо перед ним рухнула наблюдательная вышка русских, в которую угодил снаряд из противотанкового орудия. «В воздух взметнулись щепки, и тела русских, словно куклы, шлепнулись на землю». И тут же по своим ударила германская артиллерия. «В ужасе завопили раненые — что же вы там? Ослепли, что ли? По своим палите!» Но тут огонь, словно по команде, переместился на несколько десятков метров дальше.

В эти первые минуты кампания ознаменовалась и первыми убитыми. Лейтенант Губерт Бекер, воевавший в составе группы армий «Север», вспоминает: «Это был знойный летний день. Мы шли по полю, ничего не подозревая. Вдруг на нас обрушился артиллерийский огонь. Вот так и произошло мое боевое крещение — странное чувство. Тебе сказано идти туда-то, и в следующую секунду ты слышишь звук, который уже с ни с чем не перепутаешь. Тебе кажется — еще секунда и тебя продырявят насквозь, но тебе каким-то образом везет. Рядом со мной находился мой командир, офицер, поэтому и нужно было показать себя героем в его глазах. Можно, конечно, и упасть на землю, это проще всего. И тут ты замечаешь лежащего впереди немецкого солдата — рука неуклюже задрана, и на пальце поблескивает обручальное кольцо, голова — кровавое месиво у а рот забит жужжащими мухами. Вот так я увидел первого убитого на этой войне».

Ефрейтор Йоахим Кредель бросился вперед, в смутном предчувствии опасности — нет, не может на войне все быть так легко. До сих пор они обходились почти без потерь. Его командир взвода лейтенант Маурер удовлетворенно наблюдал, как Кредель щедро поливал из MG-34 щель советского дота. Прошла секунда, другая. Ответной стрельбы нет. «Вперед!» — крикнул взводный, и солдаты перебежками миновали умолкший дот. Момент был весьма напряженный — все-таки на пару секунд они выставили себя под огонь врага.

Миновав укрепление, Маурер и его бойцы наконец смогли хоть чуточку распрямиться, продвигаясь вперед. И вдруг залп огня из тыла уже занятой позиции скосил Маурера на месте и, кроме него, еще одного унтер-офицера и нескольких солдат. Разгадав замысел немцев, русские перенесли пулемет на другую сторону дота. Эти первые потери ужаснули бойцов.

Унтер-офицер Фосс принял командование взводом и под прикрытием бившего прямой наводкой противотанкового орудия сумел вместе с бойцами взобраться на крышу дота и, таким образом, оказаться в недосягаемости для неприятельского огня. Но и немцы ничего не могли сделать с засевшими в доте русскими. Всю ночь Фосс с бойцами так и просидели на крыше. Томительное ожидание лишь изредка прерывалось пистолетными выстрелами. От перенапряжения никто не мог глаз сомкнуть. Уже потом, когда рассвело, Кределя и остальных бойцов Фосса эвакуировали из опасного места и приказали возвращаться в свои подразделения. Позже вызванная саперная команда взорвала советское укрепление, и, таким образом, опасность была ликвидирована.

Эффект внезапности сработал. Кампания продолжалась всего несколько часов, а ее участники тем временем уже обрели солидный боевой опыт. Военный инженер Юзеф Зимелка вспоминает:

Пленные пограничники на мосту через Буг

«Там за Бугом стоял одинокий домик. Как мне помнится, это был таможенный пост. Перед войной мы даже подплывали к нему, а вечерами я пел о солдате, стоящем на берегу Волги. Вскоре и русские тоже запели, совсем как в мирное время… После атаки я увидел, как этот домик горел. Через четыре часа я зашел туда. У входа я увидел солдат, около двенадцати человек, все они были мертвы. Трупы их так и лежали среди обгоревших, рухнувших балок. Это были первые убитые на войне, которых мне довелось видеть».

В 4 часа 55 минут 12-й армейский корпус докладывал в штаб 4-й армии: «До сих пор складывается впечатление, что неприятель застигнут врасплох». Командование корпуса ссылалось на данные радиоперехвата, в которых неоднократно повторялись такие слова: «Что делать?», «Что нам делать?», «Как действовать?»

Передислокация советских войск в западные округа начала проводиться задолго до немецкого вторжения, и немцы по-разному оценивали этот факт. Убежденные национал-социалисты, такие, как, например, лейтенант Ганс-Ульрих Рудель, летавший на пикирующем бомбардировщике и принимавший участие в первом авианалете, на этот счет не сомневался. Он откровенно заявлял: «Хорошо, что мы первыми ударили». Позже, основываясь на своих наблюдениях с воздуха, он напишет:

«Все говорило о том, что русские готовились к вторжению на нашу территорию. На кого еще им было нападать на западе? Если бы они закончили свои приготовления, вряд ли удалось бы их где-нибудь остановить».

Лейтенант Эрих Менде, воевавший в составе 8-й Силезской пехотной дивизии на центральном участке, считал, что «Красная Армия была развернута для нападения, а не для обороны. И мы, как считают, предотвратили это нападение». Впоследствии он начал думать, что «полностью встать на эту точку зрения — было бы ошибкой. Но, с другой стороны, есть все основания предполагать, что русские вполне могли отважиться на подобную операцию несколько месяцев или даже год спустя». Берндт Фрайтаг фон Лорингхофен, служивший в штабе 2-й танковой группы Гудериана, сделал после войны такое заявление:

«Ныне уже нет нужды придерживаться первоначальных взглядов о том, что русские планировали нанесение внезапного удара. Уже очень скоро стало ясно, что они готовились к обороне, но не успели завершить эту подготовку к моменту, когда началось немецкое вторжение. Пехотные дивизии были в основном сосредоточены у границ, а танки находились далеко в тылу. Если бы они собирались нападать, танковые части следовало бы разместить ближе к границам».

Но — каковы бы ни были намерения русских, они в период до 22 июня занимались глобальной передислокацией войск. Следует помнить, что на войне зачастую принятие решений командирами зависит больше от внешних признаков, нежели от фактов. Рядовой пехоты Эммануэль Зельдер не сомневался: «Накануне нашего наступления ни у кого и мысли такой не было, что русские собираются наносить какие-то там удары». Напротив, уже первые часы войны свидетельствовали о том, что советские войска оказались совершенно не готовы к такому развитию событий. Отметая прочь гипотезу о «нанесении превентивного удара», Зельдер считает, что «русские на отдельных участках вообще не имели сил артиллерийской поддержки». «Как и мы, — заявил он во время беседы, — русские размещались в лесных палатках».