Не потревожим зла - Соня Фрейм

Психи — к психам.

Мертвые — к мертвым.

Люк — к Алисе.

Оставив под скамейкой гору окурков, он тоже пошел прочь, и уже миновал пару фамильных склепов и почти дошел до аллеи, как вдруг заметил застрявший в ветках соседнего куста белый конверт. Как он и полагал, до того света тот так и не дошел. Недолго думая, Люк сунул его за пазуху и пошел к своей машине.

Ему хотелось залезть глубже в ее тайны. Между ними возникало чувство какого-то иррационального родства (родства душ, может быть?). Словно они оба стояли в кромешной тьме, держа высоко над головой по трепещущему фонарю, чей свет недоступен для глаз других людей. Только они видели этот свет и так набрели друг на друга.

Люк сел в машину и задумчиво побарабанил пальцами по рулю. Некоторое время он колебался, а потом вскрыл конверт.

Это был словно взгляд внутрь, прямиком в ее голову.

Она писала почти так же, как и говорила: мелькали неприкрытая ирония и издевка над собственными чувствами. Но среди этого невесомо проскальзывала удивительная, чистая грусть, от которой хотелось задержать дыхание. Все его песни — абсолютная ерунда по сравнению с той честностью, с которой она писала эти строчки…

Он уже прочитал ее послание, и даже перечитал его два-три раза.

Мир вдруг наполнился ее шелестящими словами.

Люк отложил письмо и выехал со стоянки. У него появилась идея.

Алиса жила во Фриденау, одном из самых красивых районов Берлина, тех немногих, где еще сохранилось единообразие архитектуры. Даже редкие новостройки так или иначе вписывались в старые кайзеровские фасады. Все здесь льнуло друг к другу.

Буквально через пару кварталов начинался Шенеберг, но там уже царила типичная для Берлина гремучая смесь из старинных домов, турецких супермаркетов и новомодных офисов. Фриденау же оставался прежним. Все, что вторгалось в его структуру, врастало в нее.

Жизнь здесь протекала тихо и размеренно. Шумные тусовки и андеграундные вечеринки проходили где-то там, в центре и восточной части города. Фриденау спал даже днем. Он походил на древнее дремлющее существо, решившее за счет спячки пережить само время.

Алиса и Фриденау подходили друг другу. Она была мрачной девушкой, крадущейся в тени на солнечном тротуаре, а этот район полнился ею до краев. Под сенью его деревьев скрывались не только дома, но и некоторые люди. В спокойствии Фриденау иногда слышалось, как растет трава и ползет плющ по стенам зданий.

Каждый в этом мире попадает в те места, которые похожи на него самого.

Она снимала комнату в одном из старых домов. Ее соседи постоянно менялись, и их череда была типичной для Берлина — хипстеры в рэй-бэнах, готы в ошейниках, пары геев на стадии семейного планирования, незамужние немки в годах, занимающиеся самопознанием, и многочисленные студенты ERASMUS, неспособные связать по-немецки и двух слов. Ее нынешней соседкой была некая Джун Ким из Сеула, получившая комнату благодаря знакомству с предыдущей соседкой Алисы, Юнсун Ким. На это «слегка расистский» владелец квартиры только хохотал и делился с Алисой, в которой почему-то видел свою, умозаключениями: «Одна Ким или другая Ким — теперь не придется выбирать! Удобно с этими азиатами, а? И внешне одинаковые, и фамилии тютелька в тютельку».

Ее часто подмывало спросить: «А меня как вы в своей опознавательной системе пометили?»

Но она сдерживалась, лишь автоматически криво ухмыляясь.

Обеих Ким она в любом случае видела через раз. Все ее сожители предпочитали где-то бешено тусить и прибегали во Фриденау под утро, чтобы отрубиться до следующей вечеринки.

Так Алиса и жила — в вечной тени и со странными соседями.

Другая сторона ее жизни была не менее тихой, существуя между библиотекой университета и работой в институте судебной медицины. Все в ее распорядке дня было продумано и выверено по часам.

Ей нравилось иметь привычки — начинать утро с читального зала, пить перед работой жасминовый чай, расчесывать волосы с концов… Через них она структурировала хаос, живущий под слоями ее рационализма. После смерти Якоба она поняла, что ей очень нужна структура. Поэтому она разработала свою жизнь до мелочей и каждой из них уделяла свое время.

Учебники уже давно были не нужны, но они стали частью ее порядка. Когда она принималась за очередное вскрытие, руки начинали жить собственной жизнью. Понимание причин смерти и стадий распада давалось ей блестяще, в то время как диагностика болезней живых выходила посредственно. Потому что она не лечит, это не ее труд.

Еще во время практики в клинике Алиса безошибочно определяла, если человек был близок к кончине. Чувство возникало на кончиках пальцев, едва ощутимое, но что-то нервно откликалось в глубине и возникало знание. Даже если диагноз казался оптимистичным. Иногда ей удавалось доказать это и опытным врачам, составляя подробную клиническую картину.

Но бывали случаи, когда анализы говорили, что человек будет жить, однако чутье нашептывало другое. Где-то на полпути случится рецидив, и выигранное у смерти время вернется назад, к ней. Об этом говорила интуиция, но это не научная категория.

Только вот саму смерть найти пока так и не удалось. Алисе часто казалось, что в трупных явлениях она ищет какую-то суть.

Личность. У смерти есть личность.

В этих мыслях было много сумасбродства, но покуда она их не озвучивала, коллеги не считали ее безумной. Они говорили, что она — очень увлеченный человек.

***

На наручных часах мигало пять утра. Из комнаты Джун доносилась приглушенная речь на корейском. Скорее всего, очередной разговор по скайпу с Сеулом.

Алиса тихо прикрыла входную дверь и скользнула к себе в комнату. Они с Джун жили не мешая друг другу, и обе были благодарны такому ненавязчивому соседству, а еще тому, что каждая из них выносила мусор без напоминания.

Алиса часто работала в ночную смену. За ночь привозили в среднем двух-трех мертвецов, хотя бывали дни и без происшествий. На пару с главным патологоанатомом Хеннингом она принималась за вскрытие.

Щелкали резиновые перчатки, грохотали каталки по кафелю.

Врач монотонно бубнил в диктофон о результатах наружного осмотра. После забора образцов тканей на изучение мертвецами снова занималась Алиса. Хеннинг прекрасно знал, что она справится с лабораторной частью не хуже его, но ассистентам все же полагалось делать «черную» работу: комплексное извлечение органов и помещение их назад после осмотра врача, наложение швов, бальзамирование, возвращение в холодильную камеру.