Лесная легенда - Александр Бушков

Томшик на всякий случай примолк. Я ему был не командир, но лагерь-то мне подчинялся, а он, пройдоха, служил достаточно давно, чтобы хорошо разбираться в некоторых военных тонкостях… Старшина объявился очень быстро, ему и пробежать-то пришлось метров десять. Я молча кивнул ему на свою палатку, вошел первым, сел на стульчик-раскладку, кивнул Сидорчуку на второй. Еще раз прокрутил в памяти все задуманное, спросил:

— Случайно, не пил сегодня?

— Никак нет, товарищ майор, — сказал он веско. — В лагере вы запретили, а на задание нам только вечером…

— На то задание достаточно будет сегодня одного Томшика, — усмехнулся я. — Ты мне завтра понадобишься трезвехоньким, без малейшего остаточного алкоголя в организме. Задание будет боевое.

Он не сказал ни слова — все просек по моему тону. Подобрался весь, стал цепкий, собранный — любо-дорого смотреть. И ни единого вопроса не задал, ждал.

— Итак… — сказал я. — Я тебя давненько уж знаю… Ты, конечно, удержал в памяти ориентировку на того типа, про которого я приказывал порасспрашивать в корчме?

— Конечно, товарищ майор, — сказал он. — И словесный портрет, и все прочее. Мало ли что, вдруг будет продолжение…

Именно что будет, — сказал я. — Только нужно, чтобы это было не продолжение, а завершение. Завтра нужно его взять. У родника. Ты ведь у родника бывал. Я не знал, что срочно понадобится там работать, потому и не присматривался. Но, по-моему, там есть местечки, где ты сможешь засесть в засаду…

— Даже несколько, — спокойно кивнул старшина.

— Вот и отлично, — сказал я. — Значит, расклад… Он там появится около полудня. Значит, заранее возьмешь маскхалат (у нас на всякий случай была припасена парочка хороших, трофейных) и заранее сядешь в засаду, откуда хорошо просматривается родник. Время сам рассчитаешь, учить тебя не надо. Когда припрется, тут же его возьмешь. Без серьезных дырок, он мне необходим для немедленного душевного разговора. Вопросы?

— Супостат? — деловито осведомился старшина.

— Нет данных, — честно признался я. — Крепко сомневаюсь, но на всякий случай и такую возможность будем допускать. Есть ли у него оружие, неизвестно, но опять-таки нужно допускать…

— Подстраховка у него будет?

— Я и тут повторю то же самое: крепко сомневаюсь, но будем допускать. Если она все же будет, она мне в хозяйстве совершенно ни к чему при любой погоде. Мне один он нужен. Так что, в случае чего, вали его подстраховку без церемоний и разговоров. Справишься ведь?

— А то, — сказал Сидорчук без капли рисовки. — Будь он даже с подстраховкой и с оружием…

Он ничуть не пижонил, просто-напросто знал свои возможности. Только за время нашей совместной службы взял один на один четверых матерых волков — в одном случае положив предварительно подстраховку объекта в количестве двух экземпляров. И ни единой царапинки не получил. А если учесть, что служил он с тридцатого и начинал в пограничниках, то, несомненно, было еще немало успешных вязок. Серьезный был спец. Ремесло знал.

— И вот что еще… — сказал я. — Руки ты ему, конечно, свяжешь и без моих уточнений… Только непременно нужно будет еще завязать ему глаза и вставить хороший кляп. Это необходимо. Так что подручными средствами запасись заранее. — Я подумал чуточку. — Вот и весь, собственно, инструктаж… Еще вопросы будут?

— Нет, — сказал Сидорчук. — Все ясно. Я сам потом для себя кое-что обмозгую, но это уже чисто моя забота… Все ясно, как букварь, вопросов нет. Разрешите идти?

— Иди, — сказал я.

Он встал — уже совершенно другой в чем-то человек, волкодав на тропе — четко повернулся через левое плечо и вышел. И я сразу ощутил громадное облегчение — похоже, одной заботой меньше. Уж если Сидорчук возьмется, Факир наш, объявись он там, будет упакован в полном соответствии с инструкциями. Даже если у него найдутся оружие и подстраховка — хотя и в то, и в другое я плохо верил, чутье работало…

Не все я помнил насчет гипнотизеров, далеко не все, но еще одно вошло в память прочно: гипнотизер — не колдун. Ни за что не сможет взять противника одним быстрым взглядом в глаза или в затылок. Чтобы подчинить себе человека, ему обязательно нужен разговор. Завести беседу, оплести словами, вульгарно говоря, заболтать. И никак иначе. А времени на забалтывание Сидорчук ему ни за что не даст. Ну, а уж я с ним потолкую один на один без всякой опаски. Как это сказал военврач? «Вы, капитан (я тогда еще был капитаном не но игре, а по жизни), учено выражаясь, совершенно не гипнабельны. Хоть целый взвод гипнотизеров против вас выпускай». Вот и отлично…

Был еще один махонький нюанс. Если подходить строго формально, не имел я права без согласований производить здесь задержания. Формально здесь была Польша, у которой сейчас имеется не только Войско Польское (пусть в изрядной степени и состоявшее из не вполне, так сказать, поляков), но и самое настоящее правительство в Люблине, официально признанное Советским Союзом. Но это в теории. А на практике — новая власть здесь еще официально не утвердилась. Ни гражданской, ни военной администрации. Ружицкий — не представитель власти, а такой же, как я, офицер военной контрразведки, присланный для каких-то конкретных оперативных заданий — без всяких дополнительных полномочий на власть.

Так что никто меня песочить не станет, железно. Согласуем задним числом. Тем более что есть отличная формулировочка: «Задержана подозрительная личность, искавшая подходы к расположению воинской части». Как на Факира сшита. Уж если он не подозрительная личность, то уж и не знаю, какими бывают подозрительные. И пусть потом доказывает, что он не искал подходы к воинской части через Катьку. Как цинично порой говорится, докажите вашу невиновность, гражданин хороший. А мы сейчас, пусть нас и горсточка, с точки зрения тех же формальностей — воинская часть. Строго говоря, вообще-то не воинская часть, а воинское подразделение, но разницы никакой, что в лоб, что по лбу, та же самая формулировочка относится и к подразделению. Так что обойдемся без согласований с отсутствующей здесь что гражданской, что военной властью, и втыка опасаться не следует. Куча оснований для оптимизма…

Ближе к вечеру, еще до ужина, я сходил к Кате, посмотреть, как она. Чтобы хоть как-то сделать ей приятное, прихватил с кухни полный граненый стакан сарала, а из аптечки взял полдюжины таблеток пирамидона — то и другое, добавленное в воду, позволяет цветам дольше не завянуть.

В общем, мне понравилось, как она держалась, — сразу видно, полностью уже овладела собой, ни уныния, ни угнетенности — ну, все же не старорежимная гимназисточка с романом Чарской под мышкой, ага. Вот только в глазах, в глубине, отметил я с неудовольствием, все еще оставались явственные следы той самой дурной мечтательности. Ну ничего, завтра мы эту проблему снимем к чертовой матери, у Сидорчука и не такие мордой в землю ложились…

Назавтра, когда подошло время, я отправился в палатку, где квартировали старшина с Томшиком. Сидорчук как раз облачился в маскхалат и раскладывал по карманам орудия производства: кастет (трофейный, фабричной работы) и два нагана. Он, как некоторые (да и я порой), предпочитал именно что револьверы. У любого, самого надежного пистолета в любой момент может перекосить патрон, а при скоротечном огневом контакте каждая секунда важна. Револьвер в том смысле надежнее: при осечке всего-то навсего быстренько еще раз нажимаешь на спусковой крючок, и под боек становится очередной патрон — и выигрываешь те секунды, за которые пришлось бы извлекать из пистолета заклинивший патрон…