Лесная легенда - Александр Бушков

Чуть поразмыслив, я здесь не увидел ничего странного, ничего, из-за чего следовало бы встревожиться и встать в охотничью стойку. Наоборот, объяснение имелось насквозь жизненное, ясное и логичное: Катькин эксцентричный кавалер обитал где-то в другом месте. Я уже говорил: в радиусе километров двадцати имелось не так уж мало крохотных деревушек и просто хуторов. Где-нибудь там и обосновался бы человек, хотевший укрыться от немцев. В «центре цивилизации» постоянно жили два полицая, да вдобавок, к бабке не ходи, имелась парочка завербованных немцами стукачей, которые сейчас сидели тихонечко, как мыши под метлой, боясь, чтобы правдочка о них не выплыла наружу. Обязаны были быть. Глухомань глухоманью, но и здесь агентурное освещение немцы должны были наладить. Это как закон природы, понимаете? Независимо от того, кто работает по данной территории, немцы, мы или какие-нибудь бразильцы, агентурная сеть должна быть накинута плотно, без прорех. Не раз мы натыкались и в наших, и в польских освобожденных районах, глухих местечках на немецкую агентуру — да и сами по тому же принципу сплошь и рядом агентуру заводили. Сегодня там тишина, а завтра, чего доброго, объявятся в лесу какие-нибудь черти из нашей обычной клиентуры… То же самое про несомненно затаившуюся здесь пару-тройку немецких информаторов говорил и Ружицкий еще до того, как мы сюда приехали. Одной из поставленных перед ним задач как раз и было поручение агентуру эту вычислить и взять за кислород…

А эта его одежда… Парень, Катя заверяла, ничуть не похож на чокнутого, а значит, при немцах ни за что не стал бы разгуливать в этом своем наряде — бросался бы в глаза, как монах в борделе, пошли бы разговоры… Вот когда немцев отсюда вышибли и стало ясно, что навсегда, он, надо полагать, и начал гулять в шляхетском кунтуше — в точности как Богусь, который свою конфедератку и медаль во время оккупации где-то искусно ховал, а после ухода немцев тут же нацепил. Наверняка наш «шляхтич» тоже так поступил — а времени после ухода немцев прошло не так уж много, не успел примелькаться и стать предметом для вечерних пересудов в корчме. В особенности если, вдобавок, старался особо не светиться по людным местам, гулять по лесам…

В общем, все складывалось ясно, логично и жизненно. А потому я назавтра около полудня со спокойной совестью словесно выдал Катьке увольнительную на два часа, еще раз наказал прихватить автомат, держать ушки на макушке и по чащобам со своим кавалером не шастать. Она пообещала исполнить все в точности и ушла к роднику, а я занялся обычными делами — то есть маялся от безделья, сыграл с Ружицким пару партий в шахматы, да лишний раз почистил личное оружие. И не испытывал ни малейшей тревоги за Катьку — чутье, знаете ли. Оно есть, и оно частенько вещует — и нет тут ни капли мистики…

Когда срок «увольнительной» истек, я забрался в кузов одного из наших «студеров» — якобы от нечего делать лишний раз проверить казенное имущество. Оттуда, сверху, дорога отлично просматривалась, и я сразу увидел, как из леса, в том месте, где в лесу бил родник, появилась Катя и неспешно направилась к лагерю — ну вот и ладушки, никакого беспокойства, дисциплинированно уложилась в предписанное время, молодец…

И автомат был при ней, и выглядела она, как обычно, разве что в левой руке несла очередной букет, поменьше прежнего, из каких-то белых, смутно знакомых цветов (названия я с ходу не мог припомнить).

Я не стал тут же бросаться к ней очертя голову — к чему? Только отметил, когда она подошла ближе, что лицо у нее отрешенно-мечтательное, и весьма. Выждал еще минуток десять, поворошил в кузове то-се (попутно убедившись, что «коммерсанты» одну бочечку с керосином уже практически опустошили). Вылез из кузова, покурил и пошел в Катину палатку.

На входе, как ни смешно это выглядит, пришлось снять сапоги. Дело в том, что Кате, единственной из всех, досталась не армейская палатка, а трофейная немецкая, туристическая — из какой-то добротной прорезиненной ткани, и пол имелся, сплошной, из той же ткани. Произошло так не случайно, а оттого, что в палатке у нее располагалась рация. Брезент в дождь может и промокнуть, а эта ткань выдержит самый лютый ливень. Есть, конечно, всякие непромокаемые футляры для раций, но так, мы рассудили, будет гораздо проще.

Вот только пол этот Катя по извечному женскому инстинкту содержала в большой чистоте и сама, войдя в палатку, тут же переобувалась в шлепанцы. Она, конечно, об том не просила, но все равно приходилось скидывать сапоги, неловким казалось натоптать.

Черт его знает, как женщины ухитряются при минимуме возможностей создать уют в самых, казалось бы, неприспособленных для этого местах… Она всего-то и сделала, что расставила по банкам оба букета, принесла из леса затейливый корень и поставила в уголок, а на торцовую стенку прикрепила синей изолентой цветную репродукцию из немецкого журнала — красивый замок высоко в горах. Один из тех, что в свое время строил сумасшедший король Людвиг Баварский. Может, слышали, или видели снимки? Ну, тогда понимаете, о чем речь. Сумасшедшим он был на всю голову, в конце концов утопился в озере, да вдобавок, не исключено, предварительно и своего врача утопил (хотя есть и версия, что врач потонул сам, пытаясь спасти короля, точно уже никто не установит, неразгаданная загадка истории).

Короче говоря, два букета да причудливый корень и картинка — но все равно, сразу возникало ощущение нешуточного уюта. Умеют женщины это…

Катя лежала на своей аккуратно застеленной раскладушке, закинув руки за голову. Посмотрела на меня и осталась лежать — ну, порядки в полевых условиях всегда были не стопроцентно уставными, к чему сейчас, в самом-то деле, ей вскакивать при виде начальства и становиться по стойке «смирно»? Перебор в наших условиях, точно.

Я осторожненько присел на хлипкий раскладной стульчик из дюралевых трубок с брезентовым сиденьем (тоже трофейный), присмотрелся к ней как следует. По губам не похоже, чтобы так уж завзято целовалась, а вот в синих глазищах прибавилось тех самых шалых бесенят, затуманенные словно бы, а на губах все еще играет мечтательная улыбка, которую она ничуть не прячет.

Первая мысль у меня была веселая, даже игривая: что же, зацепило наконец нашу недотрогу, дождалась своего принца, пусть и без белого коня? А потом я подумал уже сердито: в нынешних условиях только чуйств не хватало. К тому же парень не наш, а поляк. И это что, в моей группе, есть такое подозрение, завязывается классический военно-полевой роман? А ведь похоже, судя по ее глазам и загадочной улыбке — Мона Лиза, ага…

Но я тут же себя одернул: не стоит злиться по пустякам. Ничего страшного, в общем, не произошло. Катька — девушка дисциплинированная, офицер толковый. На работу все это никак не повлияет, наоборот, человек в столь прекрасном расположении духа, как показывает жизненный опыт, еще лучше работает. Нехай прогуляется пару раз по лесу с этим своим красавчиком, пожалуй что, нехай даже… Жизнь есть жизнь. Она девушка взрослая и одинокая, пусть делает что хочет, только бы не в ущерб делу.

Неловкое какое-то молчание стало затягиваться. И я кивнул на букет из белых цветов:

— Что за красота? Явно что-то знакомое, а названия вспомнить не могу…