Луиза Сан-Феличе. Книга 2 - Александр Дюма

— Никого!.. — шепнул он, радуясь и торжествуя.

И быстро вернувшись в камеру, вытащил из замка ключ, запер дверь изнутри, воткнул в замочную скважину несколько гвоздей, чтобы ключ невозможно было повернуть, потом обнял Луизу, призывая ее быть мужественной, укрепил на пруте кольцо, связал молодой женщине кисти, чтобы она случайно не разжала рук, и велел ей закинуть связанные руки к нему на шею.

Только теперь Луиза поняла, какого рода побег задумал Сальвато, и сердце у нее упало при мысли, что сейчас она повиснет в пустоте, на высоте тридцати футов, отягощая шею возлюбленного, у которого не будет иной опоры, кроме веревки.

Но она ничем не выдала своего страха. Она упала на колени, подняла к небу связанные руки, шепотом вознесла краткую молитву и поднялась со словами:

— Я готова.

В этот миг молния прорезала тучи, и при мгновенной ее вспышке Сальвато увидел, что на бледном лице Луизы выступили крупные капли холодного пота.

— Если тебя пугает спуск, то ручаюсь тебе, ты благополучно достигнешь земли, — сказал Сальвато, с полным основанием рассчитывавший на свои железные мускулы.

— Друг мой, — отвечала Луиза, — повторяю, я готова. Я доверяюсь тебе и верую в Господа нашего.

— Тогда не станем терять ни минуты, — сказал Сальвато. Он выбросил конец веревки за окно, проверил, прочно ли она привязана, подставил шею, чтобы Луиза могла обвить ее руками, стал на приготовленный табурет, пролез в отверстие решетки, не обращая внимания на нервную дрожь, сотрясавшую тело бедной женщины, охватил веревку коленями, одновременно крепко держась за нее руками, и ринулся в пустоту.

Луиза подавила крик, когда почувствовала, что она качается над каменными плитами, на которые так часто со страхом глядела с высоты, и, зажмурив глаза, стала искать губами губы Сальвато.

— Ничего не бойся, — шепнул тот, — у меня станет сил на веревку в три раза длиннее этой.

Она и в самом деле ощущала медленное и мерное движение вниз, говорившее о силе и хладнокровии могучего гимнаста, всячески пытавшегося успокоить ее. Но, спустившись на половину веревки, Сальвато внезапно замер. Луиза открыла глаза.

— Что случилось? — спросила она.

— Тише! — шепнул Сальвато.

Казалось, он с глубоким вниманием к чему-то прислушивался.

Через секунду он одними губами произнес:

— Ты ничего не слышишь?

— Мне кажется, я слышу шаги нескольких человек, — отвечала она голосом слабым, как дуновение ветерка.

— Это патруль, — шепнул Сальвато — Мы не успеем спуститься до их прихода Пусть пройдут, спустимся потом:

— Боже! Боже! У меня нет больше сил! — пробормотала Луиза.

— Не имеет значения, у меня есть! — отвечал Сальвато. В продолжение этого краткого диалога шаги приблизились, и Сальвато, чьи глаза, не в пример глазам Луизы, оставались открытыми, увидел, что из-за поворота стены выходит патрульный отряд из девяти человек, а впереди солдат с фонарем. Но Сальвато не испугался было так темно, что он оставался невидимым на своей высоте — разве что сверкнула бы молния, — к тому же, как он и говорил Луизе, он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы переждать, пока пройдет патруль

Патруль действительно прошел под ногами беглецов, но, к великому изумлению Сальвато, жадно следившего за ними взглядом, солдаты остановились у подножия башни, перекинулись несколькими словами с часовым, которого молодой человек прежде не заметил, сменили его другим часовым, затем углубились под свод ниши и остались там, судя по отблеску их фонаря.

Как ни закалена была душа Сальвато, он содрогнулся. Он все понял. Прошение принца Калабрийского и принцессы Марии Клементины усугубило ненависть короля к синьоре Сан Феличе, был отдан приказ усилить ее охрану, и вот у подножия башни поставили часового.

Луиза, прижимавшаяся к груди Сальвато, почувствовала, как бурно забилось его сердце.

— Что случилось? — спросила она, расширив глаза от страха.

— Ничего, Бог нам поможет!

Беглецы действительно нуждались в Божьей помощи под ногами у них прохаживался часовой, а силы Сальвато были на исходе их хватило бы, чтобы спуститься, но недоставало, чтобы вновь подняться в камеру.

К тому же спуститься — значило, может быть, умереть, подняться — значило умереть наверняка.

Сальвато не колебался. Дождавшись удобной минуты, когда часовой, пройдя под башней, оказался спиной к нему, он спрыгнул вниз. Но едва он коснулся земли, как часовой повернул обратно.

Заметив в десяти шагах от себя что-то шевелящееся во мраке, он крикнул:

— Кто идет?

Сальвато не отвечал; схватив на руки Луизу, полумертвую от страха, он бросился к морю, где, как он знал, его наверняка ждала лодка.

— Кто идет? — повторил часовой, беря ружье наизготовку.

Сальвато молча бежал. Он уже различал лодку, видел друзей, слышал, как отец кричит ему «Держись!», а матросам «Причаливай!»

— Кто идет? — в третий раз крикнул часовой, прицеливаясь из ружья. Вопрос опять остался без ответа, и при свете блеснувшей молнии солдат выстрелил.

Луиза почувствовала, как Сальвато пошатнулся, припав на одно колено и закричал, скорее от ярости, чем от боли.

Потом, в то время как стрелявший солдат вопил: «Тревога!», Сальвато попытался вскрикнуть угасающим голосом:

— Спасите ее!..

В полуобмороке, обезумевшая от горя, не в силах освободить свои связанные руки, обхватившие шею Сальвато, Луиза увидела, словно в дурном сне, как два отряда людей, . скорее походящих на разъяренных демонов, ринулись друг на друга, сражаясь врукопашную, с рычанием и предсмертными хрипами, рассыпая удары во все стороны, топча ногами упавших.

Через пять минут человеческий клубок разорвался надвое: полумертвая Луиза осталась в руках у солдат, и они потащили ее к крепости, а матросы унесли в лодку мертвого Сальвато, которому пуля часового насквозь пробила сердце, и его отца, потерявшего сознание от удара прикладом по голове.

Как только Луизу водворили обратно в тюрьму, она почувствовала преждевременные родовые схватки, вызванные ужасными волнениями этого дня, и к пяти часам утра разрешилась мертвым ребенком.

Провидение проявило милосердие или, вернее, словно бы почувствовало раскаяние и избавило страдалицу от последнего горя: от необходимости разлучиться со своим ребенком!

Неделю спустя вице-король Неаполя, князь де Кассеро Стателла, находясь в театре Фьорентини вместе с нашим старым знакомым маркизом Маласпина, увидел, как отворилась дверь его ложи, и в дверном проеме разглядел стоящего в коридоре дворцового служителя в сопровождении морского офицера.