Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

Впрочем, были и другие вести – например, о восстаниях в Линкольншире и Уорикшире. Восьмого августа мы узнали, что Франция объявила Англии войну. К этому шло уже давно, в последнее время Франция усиленно помогала Шотландии, и теперь можно было надеяться, что Сомерсет сосредоточит в Шотландии все имеющиеся в его распоряжении войска, лишившись тем самым возможности нанести новый удар по повстанцам. Однако же два дня спустя из Лондона дошла новость о том, что против нас послана новая армия. Поначалу ходили слухи, что ее возглавляет сам протектор, однако впоследствии выяснилось, что командующим назначен граф Уорик, искусный военачальник, имевший опыт сражений и на суше, и на море. Несмотря на впечатляющие размеры нашего лагеря и на то, что Норидж находился во власти повстанцев, Маусхолд все более походил на одинокий остров, окруженный разбушевавшимся враждебным морем.

Кетт, как всегда честный и откровенный, собрав народ у Дуба реформации, огласил все неутешительные новости. После этого в лагере начались бесконечные споры и пререкания. Некоторые утверждали, что настала пора обратиться к правительству за обещанной милостью, тем более что в очередном воззвании протектора участникам «изменнических сборищ» вновь сулилось полное прощение – разумеется, лишь в том случае, если они «проявят полное раскаяние и продемонстрируют покорность». Другие утверждали, что сдаваться рано и что размеры нашего лагеря, перспектива новых восстаний и война с Шотландией, требующая привлечения все больших военных сил, подтверждают наши шансы одержать победу и заставить протектора выполнить наши требования. «В конце концов, – говорили они, – разве мы, солдаты, лишь недавно научившиеся владеть оружием, не разгромили армию Нортгемптона? Если мы вновь одержим победу, то восстание неминуемо приобретет еще больший размах и наше воинство, изрядно увеличившись за счет повстанцев из уничтоженных юго-восточных лагерей, сможет двинуться на Лондон». Бесчисленные проповедники, вещавшие в лагере на всех углах, лишь подливали масла в огонь споров. При этом некоторые цитировали древних пророков, другие черпали вдохновение исключительно из Библии, но все как один утверждали, что являются глашатаями воли Божией. Были среди повстанцев и такие, кто по-прежнему верил, что армия, которая движется в Норидж, послана отнюдь не протектором, но нашими врагами из Королевского совета и норфолкским дворянством. В действительности в том, что войско направлено Сомерсетом, не было никаких сомнений; наши шансы на победу зависели лишь от размеров и настроя этой армии.

Те, кто хотел сражаться до конца, приводили еще один довод, более практического характера: после тех унижений, которым мы подвергли норфолкских дворян, они вряд ли проявят к нам милосердие. О Комиссии по огораживаниям и о реформах, обещанных в прежних воззваниях протектора, в случае нашего поражения не будет и речи. Подобная точка зрения казалась мне наиболее разумной; когда я сказал об этом Бараку, он заявил, что я становлюсь отъявленным радикалом.

Желая положить конец спорам и распрям, Роберт и Уильям Кетты вновь собрали людей у Дуба реформации и призвали всех сражаться до тех пор, пока наши цели не будут достигнуты. Военные учения возобновились, словесные перепалки вокруг костров несколько поутихли. Однако над лагерем витала атмосфера тревожного ожидания, весьма далекая от прежних ликующих настроений.

В тот день, когда по лагерю прошел слух о поражении в Ярмуте, Барак вернулся в нашу хижину озабоченный и подавленный.

– Ко мне сегодня подошел один из сотников, – сообщил он. – Если нам предстоит новая схватка, сражаться придется всем, кто может держать в руках оружие. – Помолчав, Джек добавил: – Сотник сказал, что правительственная армия будет здесь дней через десять, не позже. Он предложил мне участвовать в военных учениях.

– Но ты же… – начал Николас.

Барак поднял свою искусственную руку и тут же сморщился: по вечерам культя у него начинала ныть.

– Да, я калека, – невозмутимо заявил он. – Но всем известно, что прежде я был храбрым бойцом.

– Ты действительно хочешь сражаться? – спросил я вполголоса, так чтобы вопрос мой не достиг ушей кого-нибудь из наших соседей.

Все жители Свордстоуна были настроены стоять до последнего и осуждали тех, кто не верил в победу восстания.

– Нет, – покачал головой Барак. – Теперь я понял, что моя главная обязанность – заботиться о Тамми и детях. Я хочу увидеть их вновь.

– И поэтому ты каждый вечер напиваешься?

Джек кивнул и произнес едва слышно:

– Есть еще одна причина, по которой я не хочу сражаться. Я тут постоянно болтаю с разными людьми, смотрю, как проходят учения, и все такое. Ребята стараются, но теперь все будет куда серьезнее, чем прежде. В тот раз мы столкнулись с толпой трусливого сброда, которой командовал напыщенный болван. Сейчас против нас направили лучшие военные силы. По слухам, в правительственной армии множество иностранных наемников, и это отнюдь не расфуфыренные итальяшки, а швейцарские ландскнехты, с которыми шутки плохи. Насколько я понял, Кетт намерен применить прежнюю тактику – заманить неприятеля в Норидж и разгромить его на городских улицах. А если этот план провалится, мы сосредоточим все наши силы на склоне Маусхолдского холма и дадим там решающее сражение.

– Я не военный, но подобная тактика представляется мне вполне разумной.

– Я тоже не большой знаток по части стратегии, – пожал плечами Барак. – Но чутье мне подсказывает: одна и та же хитрость не сработает два раза кряду.

Несколько минут все мы молчали.

– В ближайший вторник Кетт хочет устроить в лагере ярмарку с фокусниками, жонглерами и прочими увеселениями, – наконец нарушил тишину Джек. – Надеется, что народ воспрянет духом. А потом будет игра в мяч между двумя командами – из Северного и Южного Норфолка. Хорошая подготовка к битве, ничего не скажешь, – проворчал он.

– Мне и прежде доводилось слышать о новой игре в мяч, – заметил я. – Насколько я понимаю, она также включает элементы борьбы.

– Думаю, вместо слова «борьба» можно сказать попросту – драка, – мрачно усмехнулся Барак. – Но по крайней мере, молодым парням будет где выпустить пар.

Несколько дней подряд шел дождь, однако во вторник, двадцатого августа, небо прояснилось и выглянуло долгожданное солнце. Я отправился на ярмарку в большой компании: к нам с Бараком и Николасом присоединились Саймон, Нетти, Эдвард Браун, явившийся в лагерь вместе с другими жителями Нориджа, и Джозефина с Мышкой на руках. Малютка, которой недавно сравнялось пять месяцев, сосала пальчик и с любопытством поглядывала вокруг. Я бросил взгляд на Николаса, который в последние дни удивлял меня своей молчаливостью. Он по-прежнему ухаживал за лошадьми, принять участие в военных учениях ему пока не предлагали. Я опасался, что в случае, если подобное предложение последует, Николас ответит отказом. Саймон, по обыкновению, размахивал руками как мельница и возбужденно тараторил, предвкушая невиданные зрелища.

– Ох, до чего же он шумный, – вздохнул Нетти, слегка утомленный бурным темпераментом приятеля.