Скандинавский детектив - Дагмар Ланг

— Кто это?

— Его зовут Уффе, — нетерпеливо отмахнулся Хенрик. — Тут я почему-то тоже разъярился, что со мной случается нечасто, и сказал ей, что если она думает, что я буду сидеть дома и ждать ее как безмозглый рогатый глупец, то сильно ошибается. Я вызвал такси и уехал в город, прежде чем она успела окончательно решить, чего же она хочет в этой ситуации.

— Но ведь у вас в гараже стояли две машины.

— Я хотел напиться, — откровенно признался он. — Я объехал несколько кабаков, но алкоголь меня почему-то не брал, я никак не пьянел. Когда я вернулся, Вероники не было дома, и я чертовски разозлился. Меня не было с четверти восьмого до половины второго, и если она ездила со своим Жаком прохлаждаться в ресторан, то к этому времени уже должна была вернуться. К слову сказать, она привыкла ложиться спать довольно рано. В три часа ночи мне надоело ждать, и я почувствовал — я думаю, вы меня поймете, херр комиссар, это такая ситуация, когда судьба не просто смеется, а хохочет во все горло, — я почувствовал, что, если она появится и застанет меня в таком настроении, я могу и руку на нее поднять. И чтобы не доводить дело до этого, я собрал самое необходимое из своих вещей, сел за руль и поехал — имея не менее шестидесяти граммов алкоголя в крови — в нашу усадьбу в Сермланде. Смягчающим обстоятельством является лишь то, что я полз всю дорогу со скоростью девяносто километров в час — это совершенно черепашья скорость для моего спортивного «феррари», — а также то, что, когда я сегодня утром проснулся в Мальме и проглотил три таблетки от головной боли, мне было нелегко понять, из-за чего я так взбесился вчера вечером. И тогда я снова сел за руль и поехал домой, чтобы попросить прощения у Вероники и помириться с ней. Однако теперь мне уже не удастся попросить у нее прощения, и, честное слово, от этого у меня очень неприятный осадок на душе.

— Я исхожу из того, что существуют свидетели, готовые подтвердить, что вы действительно были в Мальме.

— Конечно, человек пять или шесть. Послушайте, комиссар. Вчера у меня случилось помутнение рассудка. На самом деле я вовсе не ревнив, и мне совершенно нечего бояться этого бледного педрилу Жака. Просто Вероника любила иногда показаться на людях то с одним, то с другим известным богемным типом, вот и все.

— Вы считаете, что он гомосексуалист?

— Не-ет, — протянул Турен, и в его светло-карих глазах появилось виноватое выражение. — Глупо, конечно, говорить так, и это достаточно ясно показывает, что я все еще немного не в себе. Разумеется, я не могу этого утверждать, и, кроме того, совершенно не важно, гомосексуалист он или нет. В нем есть непередаваемый шарм, и он, без сомнения, куда более интересный и приятный кавалер, чем я. В этом смысле он очень подходил Веронике, и уж — поверьте мне — сексуально распущенной она никогда не была.

Кристер холодно наблюдал за ним сквозь облако табачного дыма.

— У меня еще много вопросов к вам, херр Турен, относительно вашей покойной жены. Пожалуйста, приготовьтесь к тому, что вы снова можете нам понадобиться в течение дня. К слову сказать, вы хотите увидеть ее?

— Да, — просто ответил он. — Да, хочу.

— Инспектор Оскарссон о вас позаботится. Думаю, вам надежнее всего будет и в дальнейшем ездить в нашей служебной машине.

— Надежнее? В каком смысле?

— В половине первого эту новость передали по радио. Скоро по городу разойдутся вечерние газеты. Если вы не слишком горите желанием давать интервью по телевидению…

— Нет-нет, упаси Бог! В таком случае я предпочитаю вашего усердного и молчаливого инспектора.

Он слегка поклонился и сказал таким тоном, словно они прощались после деловой встречи:

— Спасибо. Всего доброго, до свидания.

Кристер задумчиво посмотрел ему вслед. Турен не представил надежного алиби, и многое в его рассказе следовало перепроверить. Кристер чувствовал, что последующие беседы будут проходить жестче. Но сначала необходимо было дать возможность двум последним свидетелям, оставшимся в ателье, уточнить и дополнить те весьма странные показания, которые они дали ранее в присутствии Палле Дэвидсена и его магнитофона. Кристер решил допросить их одновременно и сразу же отметил какое-то скрытое напряжение между ними, хотя оба они изо всех сил старались казаться спокойными и безразличными.

Ивонна Карстен уютно устроилась в старинном кресле. Светло-зеленый кафель печи создал своеобразный фон, который еще больше подчеркивал ярко-зеленые краски ее наряда, ее высокомерное лицо с иссиня-черными зачесанными назад волосами, изящные линии ее красивых ног, согнутых строго под прямым углом. Жак невольно нашел себе столь же характерный живописный фон, подтянув к себе зеленое бархатное кресло с высокой спинкой и поставив его у темно-красной бархатной драпировки на стене. Он же и подал первую реплику:

— Вы меня вспомнили или нет?

— И да, и нет, — сказал Кристер. — Я пытаюсь восстановить в памяти, как вы выглядели без бороды, потому что это было довольно давно.

— Двенадцать лет назад.

— Боже праведный! Тогда вы, наверное, еще ходили в коротких штанишках.

— Нет, мне было уже двадцать два, я учился в институте и часто занимался в гуманитарной библиотеке. Вы тогда часто появлялись там в связи с расследованием убийства. В принципе оно касалось людей, которых я знал только понаслышке, но все равно это была жуткая история.

— А теперь…

— А теперь, — горько рассмеялся он, — Ивонна обвиняет меня, прямо или косвенно, в том, что я — убийца Вероники.

— Я никогда не говорила ничего подобного! — возразила ослепительная манекенщица. — Я сказала, что ты был здесь с ней вчера вечером в девять часов, вот и все. И в этом я готова поклясться.

— А я говорю, что ты сбрендила. Это просто неприлично — утверждать такую злонамеренную чушь.

— Я думаю, — вмешался Кристер, — что мы попросим фрекен Карстен описать, что именно она видела и слышала. Итак, вы своими глазами видели фру Турен и Жака здесь в ателье?

— Не-ет, — протянула Ивонна, но продолжала упрямо: — Конечно же, я не могла их видеть, потому что он мне не открыл.

— Почему он — или кто-то другой — должен был открыть вам дверь, когда у вас есть свой собственный ключ?

— А, ключ! Ну что вы, я не ношу его с собой. Делать мне больше нечего, как таскать с собой в сумочке кучу тяжелых дурацких ключей.

— Если вас не пустили сюда, что же вы тогда видели?

— Машины.

Кристер имел неосторожность посмотреть прямо в ее широко открытые глаза и почувствовал, как его способность логически мыслить устремилась к нулю.

— Машина Вероники стояла возле ратуши, а Жак припарковал свою ниже по Шелегатан.

— Восхитительно! — воскликнул Жак. — Ты хочешь засадить меня в тюрьму за убийство, потому что видела две машины. Ты, которой в жизни не отличить «фольксваген» от «бентли» и «вольво» от трактора. Ну-ка, быстренько расскажи комиссару, какая у меня машина.