Горбачев. Его жизнь и время - Уильям Таубман

Горбачев попросил Черняева вернуться после обеда. Поскольку Раиса Максимовна неустанно предупреждала всех, что в доме “жучки”, они втроем спустились на пляж в маленький павильон, где под диктовку Горбачева Черняев начал записывать требования к их новой “охране” – восстановить связь и прислать самолет, чтобы президент мог вернуться в Москву. Неудивительно, что ни эти требования, ни озвученные на следующий день выполнены не были.

Вечером Горбачев продиктовал жене обращение, в котором называл введение ЧП преступлением и отрицал свою болезнь. Глубокой ночью они четыре раза записали это обращение на видео, после чего между 4 и 6 часами утра Ирина и Анатолий маникюрными ножницами вырезали четыре фрагмента пленки, тщательно завернули каждый в бумагу и спрятали в разных местах на даче в надежде найти способ передать их наружу.

Той ночью Горбачевы не спали, а на следующий день обстановка накалилась еще сильнее. Чтобы не пугать внучек, все старались вести себя как обычно. Они также хотели, чтобы наблюдавшие за ними с кораблей видели, что Михаил Сергеевич здоров, поэтому они вновь спустились к морю, но держались все вместе – потому что “все может быть”, как напишет в своем дневнике Раиса Максимовна. Она и до этого была чувствительна к разного рода трудностям, теперь же была натянута как струна. Она решила, что ее семья должна употреблять в пищу только те продукты, что были доставлены на дачу до 18 августа, а затем “постановила” использовать продукты из запасов охраны и есть все только в вареном виде. Пришедшего Черняева она немедленно вывела на балкон, показала на мебель, карты и потолок и напомнила, что дом прослушивается. Желая поднять всем настроение, он в шутку заявил, что готов взять одну из видеозаписей обращения Горбачева и проплыть 5–10 километров до Тессели. Однако чета отнеслась к предложению серьезно, правда, Михаил Сергеевич забраковал идею: “Даже если не выловят в воде, выйдет голый – и что дальше? Отправят в ближайшую комендатуру, и пропала пленка”[2067].

Горбачев и Черняев перешли на другой балкон, встали у перил и сразу заметили, как подзорные трубы на сторожевых вышках повернулись в их направлении, а пограничник, дежуривший с биноклем на соседней скале, начал за ними наблюдать. Вместе с этим они услышали, как в будке под домом объявили: “Объект вышел на балкон, второй справа!”

По словам Черняева, настроение семьи Горбачевых менялось в зависимости от новостей, передаваемых зарубежными радиостанциями. Их удавалось слушать при помощи старых приемников, которые охранники нашли в служебных помещениях и усилили новыми антеннами. Помогал и карманный приемник Анатолия фирмы Sony. Горбачев был уверен, что западные лидеры не поддержат “хунту”, аннулируют все кредиты, которые давались фактически “под него”, и страна обанкротится. Телохранителям также удалось воскресить телевизор, поэтому в “Заре” все увидели пресс-конференцию членов ГКЧП. Горбачевых обнадежил тот факт, что два заговорщика выглядели пьяными, а у Янаева во время выступлений дрожали руки. Однако он вновь повторил, что президент болен, и Михаил Сергеевич предостерег близких: “Теперь они будут подгонять действительность под то, о чем публично сказали, под ложь”[2068].

Утром 21 августа ситуация в Москве кардинально изменилась. К тому времени в столицу стянулись десятки тысяч россиян, готовых защитить Белый дом от возможного штурма. Как и Ельцин, находившийся внутри с доверенными людьми, они ожидали нападения в любой момент. Однако ГКЧП сдался, и штурма не произошло.

В отчаянной попытке умилостивить Горбачева несколько членов ГКЧП, включая Крючкова и Язова, прилетели в Крым и собирались просить у него прощения. Однако связи в “Заре” по-прежнему не было, поэтому семья президента не знала ни этого, ни того, что люди Ельцина под руководством вице-президента России Александра Руцкого также спешили в Форос, чтобы предотвратить возможную попытку заговорщиков похитить или убить Горбачева.

“Затворники” знали только, что ночью в Москве погибли три молодых человека, раздавленные танком в туннеле у Белого дома. “Неужели началось самое страшное…” – написала Раиса Максимовна в своем дневнике. 21 августа около 10 часов утра в “Заре” заметили, что в море появилось еще несколько кораблей. Несколько военных кораблей шли в сторону берега, но в последнюю минуту резко изменили курс. Два телохранителя президента приказали семье оставаться в доме, поскольку захватчики могли спровоцировать перестрелку. В 15 часов радиостанция BBC сообщила, что Крючков с делегацией летит в Форос, чтобы убедиться, что президент действительно тяжело болен. Горбачевы решили, что заговорщики хотят свести свою ложь с реальностью. Михаил Сергеевич приказал охране блокировать двери, не впускать никого без его разрешения и при необходимости применять оружие. Офицеры с автоматами заняли позиции у дверей и в доме на лестнице. Ирина, Анатолий и девочки заперлись в одной из комнат.

В тот момент Раиса Максимовна всецело сосредоточилась на вопросе, где и как спрятать мужа. И вдруг ощутила, как немеет левая рука, сказать она тоже ничего не могла. “Инсульт”, – промелькнуло в голове. Ее уложили в постель.

В 17 часов к даче подъехало несколько машин. Два охранника Горбачева подошли к ним с калашниковыми наперевес и крикнули: “Стоять!” Приказ повторила охрана, появившаяся из-за кустов. Из первой машины вышли два человека, им снова было сказано: “Стоять!” Один из офицеров охраны посовещался с кем-то в главном здании и велел водителям ехать за служебный дом, где находился кабинет Черняева. Выйдя на балкон, Черняев увидел Крючкова, Язова, Бакланова, Лукьянова, а также исполняющего обязанности генерального секретаря компартии Владимира Ивашко. Они вошли в служебное здание, “вид побитый”, вспоминает Черняев[2069].

Получив известие об их прибытии, Горбачев распорядился взять “гостей” под стражу и отказался принимать их до восстановления правительственной связи. Плеханов попытался подойти к главному зданию, но получил предупреждение от охраны: “Приказ – никого не впускать. Будем стрелять!” Разворачиваясь в обратную сторону, Плеханов пробормотал: “Я так и знал… эти будут стрелять”.

К 17:45 связь была включена. “Заря” оставалась отрезана от внешнего мира 73 часа. В тот же момент Горбачев позвонил Ельцину: “Михаил Сергеевич, дорогой, вы живы? Мы 48 часов стоим насмерть!”[2070] Горбачев также переговорил с Нурсултаном Назарбаевым и Леонидом Кравчуком, президентами Казахстана и Украины. Следующим звонком президент приказал не пускать никого из причастных к путчу в Кремль и лишить их любой связи. Позвонив Джорджу Бушу-старшему в Кеннебанкпорт, штат Мэн, он услышал: “Боже, как это замечательно! Боже мой, я так рад слышать тебя. Как твои дела?”[2071]. Хотя Буш не спешил осуждать путчистов, ведь в случае их победы ему пришлось бы иметь дело с ними[2072].