Месть Гиппократа - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через минуту я услышала, как заворчал движок его машины.
Я дала Илье возможность благополучно отбыть. Ведь его маршрут мне был известен. А посему сидеть на хвосте — значит лишь рисоваться.
Я тихо припарковалась у девятиэтажки, где проживала Анастасия Петровна, и приготовилась слушать.
Я не ошиблась, установив «клоп» в сотовый телефон. Илья, слава богу, таскал его повсюду с собой. Возможно, и в туалете он был при нем.
— Здравствуйте, баба Настя.
— Илюшенька, милый, проходи. Гошка по тебе уже скучает.
Хлопнула дверь.
— Как ваше здоровье, баба Настя?
— Да какое здоровье? Сам знаешь. Теперь уж потихоньку по тропинке к последнему приюту. Жива нонче, и слава богу.
— О-о. Что-то мы сегодня настроены на плохую волну. Вам жить да жить еще. Вон и Гошка скажет.
И Гошка сказал:
— Как жить? Тррииста рублей. Гррабители.
— Он у вас философ, баба Настя.
— Философ. Не знаю, чем кормить этого философа. Корм нынче такой дорогой. Это же одуреть надо. Вот сама на кипяточке с сухариками, чтобы его, обалдуя, прокормить. Чайку, может, попьешь, Илюша?
— Давайте, баба Настя. Я вам тут вот «Беседу» принес. Беседуйте на здоровье. С Гошкой, я имею в виду. И ему кое-что перепадет. Специально вчера на птичий рынок заезжал, чтобы Гошку вашего побаловать.
— Господи, Илюшенька! Да зачем же вы, сердешный, тратитесь на нас? Это же деньги какие!
— Баба Настя, обижаете. У меня хорошая зарплата. Не то что ваша пенсия. — Голос Ильи прямо-таки завораживал. Питон проклятый.
— Какая там пенсия! Слезы одни, — причитала бабушка.
Я слышала звон посуды, другие звуки, свидетельствовавшие о том, что хозяйка угощает гостя чаем.
— Сахарку вам сколько?
— Сам положу, баба Настя. Я, вообще-то, не сладкоежка. Как клетка? Гошке нравится?
— А то нешто нет?
— Вот и прекрасно. А я, баба Настя, вашему Гошке работу подходящую нашел.
— Работу? Какую работу? Смеетесь, Илюшенька?
После недолгого молчания Илья ответил:
— Нет, баба Настя. Правду говорю. Вы телевизор смотрите?
— Да он у меня так показывает, что и понять-то трудно. Так, фильмы, которые раньше видела, в которых и так знаю, что к чему. А где что новое — так не понять ничего.
— Так я к чему это говорю, баба Настя? Передача новая появилась — «Попугай-шоу» называется. Так вот, там попугаи соревнуются в красноречии.
— И-и, милый. Разве мне это по карману? Да и к чему все это? Вот он лопочет — душе и приятно. А так, какое там шоу?
— Там солидные призы. До десяти тысяч долларов. Вы бы с ним безбедно зажили.
— Ох, Илюша, ну что ты говоришь? Кто это его повезет? Да там, наверное, еще умнее попугаи найдутся.
— Баба Настя, так ваш попугай — политик. Это же безумно интересно. Его уж точно оценят. Может, десять тысяч вы и не выиграете, но уж тысячу — точно.
— Господь с тобой, Илюша. Зачем об этом говорить? Моей пенсии в один конец не хватит на билет.
— Баба Настя, я же не случайно завел этот разговор. Я на днях еду в Москву. Мог бы его и прихватить. Ну как?
— Ой… И не знаю, что сказать. Боязно мне.
— Чего же боязно? Я увезу, я и привезу! Или боитесь мне Гошку доверить?
— Что ты, Илюшенька! Я тебе верю, конечно. Но за Гошку боязно. Вдруг в дороге помрет?
— Ну, баба Настя, насмешили вы меня. Да он еще и понять не успеет — а уже там будет. Я же самолетом лечу.
Старушка поцокала:
— И не знаю, что сказать.
— Зато, представляете, баба Настя, вся страна вашего Гошку увидит и потешаться будет. Гошка же такой интересный.
— Гоша хорроший, хорроший, хорроший. Дай чай. Иди поцелую.
— Помолчи, Гошка. Вишь, чего нам дядя Илья предлагает? Работу тебе хорошую. А мне к пенсии прибавку.
— Вот-вот. Подумайте хорошенько, Анастасия Петровна. От вас всего-то и требуется нотариально заверенное заявление. И все. Этот документ я в Москве и предъявлю. Подумайте хорошенько. Мы же не первый день друг друга знаем. Я вам помочь хочу.
— Да я понимаю, Илюшенька. Только боюсь я.
— Чего, Анастасия Петровна, родная вы моя?
— Всего боюсь, Илюшенька. И за Гошку больше всего. Помрет еще в дороге.
— Ну, как хотите. Не хотите подработать — и не надо. Что еще можно сказать? Дело ваше. Правда, Гоша?
— Гоша хорроший, хорроший. Прравда, хорроший? Прравда, хороший?
— Правда-правда, умница, птичка. Хорошая птичка. Ну что же, баба Настя, пошел я, что ли? На этой неделе я уже не зайду к вам больше. Послезавтра в Москву улетаю. Поедешь со мной, Гошка?
— Гоша хоррошая птичка. Трриста рублей.
Похоже, что последнее высказывание любимого питомца заставило старушку переменить мнение:
— Что же, Илюшенька, может, и взаправду попробовать нам Гошку показать? Может, немного повезет, и денежек подзаработаем? А?
— Конечно, баба Настя. Я же вам и объясняю. Давайте завтра заскочу, и вы это самое заявление подпишете. Договорились?
— Спасибо тебе, Илюшенька. Дай бог тебе здоровья.
— Да ладно. Это же такие мелочи. Утром к вам забегу. Хорошо?.. Ну вот и отлично. До свидания.
— До свидания, Илюшенька. О-хо-хо, как же все-таки страшно.
— Ничего, баба Настя. Все будет хорошо. Ну, я побежал. Ага?
— Беги-беги, конечно. Чего же тебе около старухи время терять? Оно же у тебя, поди, на вес золота.
— Это точно. Ну все, пока, я исчезаю.
Я снова услышала звук хлопнувшей двери и взглянула на часы. По идее, Илья должен заскочить к Венчику за Галиной и отправиться обедать вместе с ней. У них есть что обсудить.
Есть о чем поговорить и у нас с Венчиком. Хотя Венчик может немного и подождать, собственно говоря. Его пока что убивать никто не собирается. А вот с бабуськой у Галины с Ильей, похоже, все уже решено, и мне просто позарез необходимо услышать их разговор.
Как я и предполагала, они встретились у дома «мухоморного» дядьки и действительно отправились в кафе, где я впервые повстречала Илью.
* * *
— Ну и как твои успехи, Галочка? — спросил специалист по недвижимости свою сестру.
— Нормально. Прикольный дядька. Немножко покапризничал, как водится. А так ничего. Сработаемся, — рассмеялась Галина. — А бабуська наша как поживает?
— Бабуська в норме. Если все будет, как я задумал, то завтра она подпишет это самое заявление. Чистый бланк, разумеется. Так что после обеда я двину к Семеновне за этим бланком. И будет наша бабуська со своим попугаем жить на природе, на свежем воздухе.