Алексей Козлов. Преданный разведчик - Александр Юльевич Бондаренко

И руки на плечи положит

Ильич, наш товарищ в борьбе,

И если никто не поможет,

То Ленин[104] поможет тебе.

И тихо, когда тебе трудно,

Приди за советом сюда.

Все мёртвые спят непробудно,

Но Ленин не спит никогда.

Не будем пересказывать биографию поэта – скажем лишь то, что в 1991 году он уехал в США, преподавать в каком-то американском университете, изредка наезжал в Россию, но похоронен, по своему завещанию, на кладбище в Переделкине, где его могила вряд ли затеряется, как, очевидно, получилось бы в Штатах.

В том самом «пражском» стихотворении есть, как мы увидели, и такая строчка: «как – мне не важно – прозван». Великий русский композитор Георгий Свиридов[105] «прозвал» его так: «Литературный сексот, провокатор, которому, в силу особенностей его службы, разрешено говорить иногда некоторые “вольности”»[106]. Ну, тут Георгию Васильевичу виднее…

Возвращаемся к событиям 1968 года.

25 августа «около 12 часов группа диссидентов [далее перечислен десяток фамилий. – А.Б.] устроила на Красной площади демонстрацию протеста против оккупации Чехословакии. Демонстранты развернули плакаты на русском и чешском языках: “Руки прочь от ЧССР!”, “Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!”, “Долой оккупантов!”, “За нашу и вашу свободу!”.

Заранее извещённые сотрудники КГБ и МВД под видом “представителей общественности” прервали демонстрацию и задержали её участников»[107].

(Интересно, конечно, а кто же сумел «заранее известить», в смысле – «настучать», при столь небольшом количестве участников мероприятия?)

Ну а дальше был суд, кому – тюрьма, кому – ссылка за «распространение заведомо ложных измышлений» и «грубое нарушение общественного порядка».

Но самое интересно в том, что впоследствии бóльшая часть участников этого «несанкционированного митинга» оказалась за рубежом – опять же в США и во Франции…

Можно назвать ещё ряд фамилий «общественных деятелей», литераторов и деятелей культуры, осудивших «советскую агрессию», а затем, по прошествии какого-то времени, оказавшихся за океаном, в «колыбели демократии»… И вдруг возникла ассоциация с названием спектакля, давным-давно виденного в Свердловском театре оперетты, некогда считавшемся лучшей опереттой в нашей стране, – он назывался «Купите пропуск в рай». «Пропуском в рай» в данном случае оказалась американская green card или документ на право проживания в какой-то иной стране. Не на Родине, о судьбах которой все эти люди так пеклись.

Впрочем, не будем никого ни в чём обвинять, не зная, насколько реально искренни были и те, кто выходил на Красную площадь, и те, кто в порыве творческого вдохновения писал стихи то про Ленина, то про Прагу – да нам они, в общем-то и не нужны, ибо Гордиевский, о котором идёт речь, к ним просто примазался… Или же все они были «одним миром мазаны»?

Кстати, что называется, реплика в сторону. Уже давно, лет двадцать тому назад, мы увидали в Карловых Варах – прекрасном чешском курортном городке, некогда именовавшемся Карлсбадом, – рукописную листовку, прикреплённую к фонарному столбу. Там было три рисунка: марширующие гитлеровские войска – и надпись «1938 rok», то есть год вторжения гитлеровцев в Чехословакию; советские танки – «1968 rok», ну, это понятно, об этом мы сейчас говорим; американские войска – «1998 rok». Вообще-то в состав Североатлантического блока Чехия вошла в следующем, 1999 году, но мировые «хозяева» могли прийти сюда и пораньше. И ведь самое смешное, что, когда US Army[108] осчастливила чехов своим присутствием, никто вроде бы не помчался митинговать на Вацлавскую площадь[109] и тем более не стоял с плакатиками «Руки прочь от Чехии!» и «Долой оккупантов!» у Капитолийского холма. Там уже, ясно, никакого «пропуска в рай» было не выстоять…

Вернёмся, однако, всё к тому же Гордиевскому. Нет сомнения, что этот очень рационалистичный и весьма прагматичный человек мог в разговорах с сослуживцами выражать сочувствие Пражской весне, мог и впоследствии аккуратно иронизировать по поводу «кремлёвских старцев», как это делали многие чекисты, но при этом уверенно идти своим карьерным путём к заветным генеральским звёздам. Мог бы – но, как говорится, «бы» мешает.

А это «бы» – та самая «история» 1962 года, когда Гордиевский не совсем удачно познакомился со Швецией, попав, вместо «шведской семьи», в поле зрения сразу нескольких контрразведок. Вполне возможно, что всё это и позабылось бы, если бы по выпуске из института Олег Антонович оказался бы, допустим, редактором в издательстве «Международные отношения». Но он взял да и приехал в 1966 году в Данию, под дипломатическим прикрытием, да ещё и, вполне возможно, был вскоре затем «установлен» ПЭТ[110] как сотрудник разведки. Контрразведчики обычно, рано или поздно, «вычисляют» представителей спецслужб, работающих на их территории. Полковник Григорьев объясняет это так: «Легальный разведчик, если он по-настоящему занимается своим делом, примерно через три месяца после прибытия в резидентуру берётся под подозрение, а ещё через три-четыре месяца местная контрразведка ставит на нём однозначное клеймо шпиона, только не знает, чей он: из ГРУ или КГБ»[111].

Явно, что Гордиевского опознали, к нему присмотрелись, наверное даже, его изучили, насколько это было возможно, сделали соответствующие выводы, а далее, очевидно, к нему был осуществлён «подход» – так это называется на официальном языке.

Можно полагать, что произошёл примерно такой диалог: «Значит, Олег, вы никому не сообщили о “знакомстве” с нами?» – «Да… нет… я доложил… но они… они не приняли этого во внимание!» – «И когда вас определяли в KGB, вы об этом докладывали, но это опять никого не смутило?» – «Я не из КГБ!» – «Ещё раз повторяю вопрос: это там никого не смутило? Нет? Тогда ладно! Будем считать, что разговор окончен… Ах, да, минуточку! Вы не напомните мне телефон офицера безопасности вашего посольства?»

Так или примерно так «товарищи из ПЭТ» откровенно предупредили Гордиевского о том, что они прекрасно понимают, что Олег Антонович не только не доложил вовремя о своё «залёте», но, главное, что он скрыл таковой сначала от руководства стажировкой, а затем, что вообще можно считать преступлением, от тех, кто оформлял его на службу в разведку. Камушек, упавший с горы, порой может вызвать лавину – примерно такая же картина получалась здесь. Единственно верным решением для Олега Антоновича теперь было прийти к резиденту, упасть на колени и абсолютно во всём слёзно покаяться, после чего поспешить собрать чемодан и успеть на ближайший рейс «Аэрофлота», потому как в случае подобного «подхода» работать в Дании ему всяко бы не пришлось. Да и вообще работать за рубежом – причём в любом статусе, – скорее всего, тоже.

Но тут уже следовало выбирать, что для тебя важнее: сохранить лицо, оставшись пусть оступившимся, но раскаявшимся, а потому порядочным человеком, или же любой ценой оставаться на загранработе и делать карьеру, зарабатывать валюту.

Гордиевский, как можно понять, избрал второй вариант, а потому решил продолжать разговор. Дальше, вне всякого сомнения, последовала вербовка «в лоб», «на компромате». В общем, лавина сошла…

«Человек не рождается предателем. Почему же он им становится? Причин несколько, и за редким исключением за ними стоят корысть, чрезмерное честолюбие, малодушие, трусость и моральная распущенность. Естественно, что все перебежчики и изменники никогда не признаются в том, что они перешли на сторону противника из-за таких низменных интересов, поэтому рядятся в тогу защитников демократии и борцов с тоталитарным режимом, ущемляющим их права. Возможно, это успокаивает их совесть на какое-то время, но ненадолго»[112]. Это написал Борис Николаевич Григорьев, которому, уж так случилось, за время его службы пришлось встретить на своём пути несколько предателей.

К сожалению, тема предательства неотрывна от темы разведки, и нет смысла долго объяснять, почему именно так. Ведь слесарь-сантехник дядя Вася, из какого-нибудь Хламска-на-Канаве, может быть, и очень хотел бы стать иностранным шпионом (или àгентом, с ударением непременно на первом слоге): окунуться в атмосферу той самой «ложной романтики», получать «достойную» зарплату (за недостойные дела), сменить, в конце концов, смежную «двушку», где он давным-давно проживает с женой, дитём и тёщей, на небольшую виллу на берегу Тихого океана – заодно и жену сменить на ослепительную блондинку, но… Он же в жизни своей ни разу не видел настоящего иностранца! Да и какую информацию мог бы он передавать противнику? О том, что все коммуникации в городе проржавели, известно и без него, а то, какой именно «фирменный» унитаз установлен на квартире главы районной администрации, волнует только местных жителей – к тому же далеко не всех.

Разведчик же