Книга Евы - Мариан Фредрикссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я теперь знаю, почему мой Бог не слушал меня, – сказал он. – Такой, как я, не может быть сыном Бога, как сказал Гавриил. Ты правильно поняла: Божьи дети – твоя мать и шаман, но не мы.
Она смотрела на игравшее в листве солнце и на красные яблоки и размышляла вслух.
– Вероятно, они собирались превратить всю стаю в Божьих детей, – сказала она. – Поэтому и жили на опушке леса.
– Да, – ответил он. – Но им этого не удалось. Им не удалось сделать этого далее с тобой и со мной.
– Не знаю, – возразила она. – Я все же встретилась с Гавриилом. И до сих пор часто слышу его голос внутри себя. Когда я говорю, я не понимаю, откуда появляются слова. Потом вдруг узнаю и хочу благодарить его.
– А что он говорит? – Голос мужа вновь обрел жизнь.
«Гавриил, помоги мне, – подумала Ева. – Ради мужа моего помоги». А потом ясным голосом:
– Он говорит, что мы все Божьи дети – и мы с тобой, и люди стаи. Никто не грешен, наш порок – злоба.
Эти слова проникли в мужчину, исцелили его. Он чуть-чуть распрямил плечи, посмотрел на крону дерева и спросил:
– А почему он со мной не разговаривает? Ева еще раз попробовала обратиться к высшим силам, но не сумела. И вынужденно ответила обычным голосом:
– Не знаю, возможно потому, что ты не слушаешь.
Мужчина развел руками:
– Никто не может слушать с таким рвением, как я. Я каждый день отчаянно молюсь.
Ева знала – это была правда, но знала также, что и не вся правда.
– Ты взываешь к Богу, – сказала она. – Но мне кажется, что ты ждешь голоса шамана. Но он уже умер. И у него было много ошибок.
Сейчас она была настолько возбуждена, что забыла об осторожности.
– Он ошибался в оценке стаи: люди там не злые, они просто не отличают добра от зла.
– Значит, добрым быть невозможно? – заметил муж.
– Но мать называла их детьми Света.
Слова эти он воспринял, кивнул:
– Я слышал, когда она говорила это.
Ева обрадовалась:
– Слышал, помнишь! Это правда, понимаешь? Это каким-то образом правда. В них есть что-то, что мы потеряли, Адам.
– А что именно? – Он боролся с собой и все же хотел слушать ее.
– У них есть СЕГОДНЯ, они живут в СЕГОДНЯ.
– Как дети, думаешь ты?
– Да, – ответила она. – Ты же не думаешь, что дети злые?
– Легкомысленные? – заметил он. – Бесчувственные, иногда жестокие. Там, в стае, они никогда не становятся взрослыми. Это ты имеешь в виду под СЕГОДНЯ?
– Да, в какой-то мере я верю в это. Но, говоря о детях, ты кое-что забываешь, Адам. Они такие живые, такие интересные. Они могут полностью погружаться в то, что они делают, их сила в СЕЙЧАС. Помнишь наших мальчиков?
Он подумал немного, кивнул. Когда вскоре после разговора он отправился к пастбищу, его походка была свободнее. Между ними возникла открытость, некое просветление. Но пришла осень, и они вынуждены были подолгу оставаться в пещере друг с другом. Однажды вечером у очага он возобновил разговор.
– Я смирился с мыслью, что могу быть сыном Сатаны.
Наступила такая тишина, что она могла слышать даже шорох дождя по траве.
Она знала: сейчас было сказано нечто очень важное.
Дождь лил как из ведра, когда она наконец решилась обдумать то, что долго не решалась. Что-то не так было с ее телом.
Положив руки на живот, она подумала: давно уже у нее не было месячных после возвращения домой. Но не было и любовных встреч.
Только в первый день, там, на ложбине у водопада, они любили друг друга еще до того, как наступила злоба и захватила их. Неужели это возможно?
Она вспомнила женщин в шатре у Эмера. «Конечно, у тебя еще может быть сын вместо того, которого ты потеряла». И свои слова: «Я хотела бы маленькую девочку…»
За день ее догадка переросла в уверенность. А к вечеру, когда муж вернулся домой, руки ее потеплели, голос стал мягким, еда была вкусна, смена одежды готова.
Он сразу же почувствовал перемену, увидел свечение вокруг нее, обрадовался, но и забеспокоился.
Поели, как обычно, в молчании. Она потянула с мытьем посуды, потом села на скамью напротив него и спросила:
– Ты помнишь наше первое утро на ложбине горы, когда я вернулась домой? Помнишь, что мы делали до того, как начали ссориться?
Он покраснел, как мальчишка, возбудился:
– Да, конечно.
– На этот раз получился ребенок, – с трудом сдерживая радость, сказала она. – Твой сын растет в моем чреве, муж.
Она увидела, как он наполнился радостью, как жизнь вновь приобрела для него смысл. Долго смеялись они, держа друг друга за руки. Потом он сходил за пивом, подслащенным медом, они с удовольствием пили его, полные неожиданного легкомыслия и шаловливости.
Оба немного опьянели, и вскоре она почувствовала себя неважно. Они легли в постель вместе. Он сказал:
– Сегодня вечером я чувствую желание согрешить перед Сатаной.
Вновь смех. Он схватил ее, быстро и беззастенчиво. Она не успела даже опомниться и все же почувствовала себя хорошо, когда его фаллос проник в маленькое гнездышко где уже рос их мальчик.
И вновь все чаще и чаще стали возникать дурные дни и часы, когда слова били без оглядки. Хуже всего приходилось по утрам, когда он кричал, что мальчишка в ее чреве – плод шлюхи, ребенок нового Сатаны из того ада.
Оскорбления были несправедливы, и она не хотела принимать их, но не защищалась.
– Ты не возражаешь, – сказал он, и в его карих глазах засверкали злоба и ужас.
– Нет, – ответила она. – К чему? Бог знает, что это неправда, и этого достаточно.
Он опустил глаза, застыл. Когда же вновь посмотрел на нее, злоба в его взгляде сменилась чувством вины.
«Все та же древняя вина, грех, только в разных одеяниях», – подумала она. Но промолчала, не желая подвергать дитя в себе новому скандалу.
Она все больше и больше замыкалась в себе, молчал и ребенок, оставляя мужчину в одиночестве.
Ей было больно, а он просветлел «Он воспринял это как наказание за свой грех и нашел в этом облегчение», – думала она К началу нового года ее талия округлилась, она гордо выпячивала живот. Мужчина усилил свои заботы о ней, молча брал на себя самую тяжелую работу, старался помогать ей во всем.
«Как он нежен», – думала она. Иногда даже посмеивалась:
– Я же не больна.
Однажды в холодное, мокрое, ветреное утро он оставил ее в постели, а сам встал, разжег огонь, принес ей горячей воды с медом. Было чудесно, потом это стало привычкой, и вскоре она научилась наслаждаться, не испытывая угрызений совести за то, что лентяйничает в теплой постели каждое утро.