Книга Евы - Мариан Фредрикссон

Как прошел обед, она тоже не помнила. Мелькали обрывки фраз:

– Ты был на юге?

– И что там за люди?

– Да такие же, как мы, земледельцы.

Один раз Каин спросил ее:

– Ты ведь вернулась из своего паломничества, ты что-нибудь узнала?

– Да, у меня есть много что рассказать. Но мы поговорим позже, когда станет темно, а ребенок уснет.

Однако вечерний разговор пошел иначе, чем она полагала. Бесконечные вопросы отца и матери вернули Каина к действительности, вывели его из состояния растерянности. Время скитаний не прошло для него даром. Теперь он заговорил как взрослый человек. Он рассказывал им о жизни огромного народа-земледельца, живущего на юге и выращивающего неизвестные им сорта зерновых и других культур, дающих высокие урожаи. Он даже прихватил с собой некоторые семена и корни – они остались неподалеку, на горе. Так что им предстоит подготовить новые земли, посеять зерно – хотя, может быть, сейчас уже и поздновато. Но остальное можно будет посеять в следующем году. Новое зерно называется гречиха. Оно родит в два раза больше, чем их ячмень.

С удивлением слушали они своего мальчика, теперь уже мужчину, сидевшего и планировавшего свои действия: как лучше разбить поля вокруг пещеры – одно в низине, на востоке, у залива, там им следует выращивать растение, которое называется маис и которое перемалывают в муку.

– Сладкую белую муку для печенья, мама, – сказал мальчик.

Последующие дни прошли в напряжении и спешке. Мужчины вскапывали все новые и новые участки земли, а Ева засевала их неизвестными ей доселе зернами, тяжелыми и, как ей казалось, полными богатств. Пригодилась и болотистая почва: маис надо было высаживать наполовину под воду. Теперь все зависело лишь от того, успеют ли они обработать семена для посева будущей весной.

Однажды днем, отдыхая от бесконечных забот, Ева начала наконец рассказывать сыну свою историю. Она как будто заново прошла весь длинный и трудный путь паломничества в страну своего детства, вспоминая о встрече с диким народом, о том, как к ней вернулась память о матери, о шамане и Сатане. Каин жадно внимал каждому ее слову, прерывая лишь изредка, только тогда, когда хотел уточнить детали или узнать подробности.

Как прекрасно, когда можно рассказывать вот так, без утайки, недомолвок и страха… Старший мужчина тоже был с ними рядом, на этот раз слушая рассказ целиком.

Теперь уже можно было ничего не скрывать, ибо они пережили боль.

Ева видела это и радовалась. «Да, истина существует, в конце концов она побеждает всякие глупые выдумки», – думала она.

Для Каина важным было совсем другое, чем для ее мужа: шаман мало интересовал его, царская дочь – в меру. Ему больше хотелось слушать о Сатане, испытывая при этом нечто сосущее. О ее снах и о мертвых детях, посетивших ее ночью у дерева в раю, он тоже хотел слушать по нескольку раз.

Труднее всего ему было осознать слова Гавриила: «И когда ты увидишь, что он без греха, ты обретешь покой».

Каин пытался понять: без греха, как он мог быть без греха?

«Все зависит от того, насколько я буду честна», – подумала Ева. И медленно, зная, что каждое слово должно быть точным, она стала рассказывать, как пришла к пониманию того, что упустила его, старшего сына, как отдалилась от него, потому что его глаза очень напоминали ей о старой жизни, той свободной жизни, которую она забыла.

Понял ли Каин ее на самом деле, она не знала. Но казалось, что ее слова, минуя гол входят прямо в сердце мальчика.

Иногда она испытывала утешение. Например, когда он говорил:

– Не всегда было так плохо, мама. Когда я был маленьким, мне нравилось ходить с тобой по полям и слушать твои рассказы о лекарственных травах. Засмеявшись, продолжил: – Ты говорила и говорила, иногда нервничала, потому что я учился не так быстро, как тебе хотелось. А потом, когда появился Авель и у тебя часто не было времени, мне казалось, что ты устала от меня. Мне было так трудно учиться. И тем не менее я крепко усваивал все твои уроки.

Они сидели у очага, мать и взрослый сын, и смотрели друг на друга.

Ева глотала слезы. У него тоже хорошая память, это здорово.

На следующий день им предстояло носить воду на поля, где прорастало новое зерно. Лето выдалось сухим и жарким. Взрослый мужчина и мальчик поговаривали даже о том, что надо бы прорыть канаву из озера и провести воду к полям, но этим им предстояло заняться в следующем году.

А Ева с маленьким сыном за спиной таскала на голове тяжелые горшки с водой, чтобы полить лекарственные травы и овощи в саду.

Между Каином и Сифом возникла сильная связь, малыш с восторгом воспринимал своего старшего брата, который любил заниматься с ним, часто подбрасывал вверх, смеялся и шутил.

«Все обновилось», – думала Ева.

Однажды вечером их беседа коснулась убийства. Мужчины пытались уйти от разговора, но Ева настояла на его продолжении. Ничто не должно было остаться сокрытым.

Беспокойство Каина росло, его черные глаза запылали внезапной болью, причиненной Адамом.

– Это ты сказал, что Бог прибил мой дым к земле, что Бог не хотел принимать его. Я долго и много думал об этом, и я готов воздать тебе должное. Твой Бог действительно не хочет знаться со мной.

Наступила такая тишина, что Ева слышала даже биение своего сердца.

– Прибил твой дым к земле? – спросила она. – Что ты тогда пожертвовал?

– Я пожертвовал выращенный мною хлеб, – ответил Каин. – Я ведь ухаживал за полем. А Авель – за скотом, он пожертвовал ягненка.

Твердый, как кремень, взгляд Евы искал Адама.

– Это правда?

Но Адам избегал ее взгляда и только тихонько скулил. Не выдержав, Ева закричала в дикой ярости:

– Сатана, проклятый лжец. Ты ведь прекрасно знал: свежее зерно сырое, и дым от него будет вязким и низким. А шерсть на теле овцы горит, как трут, и дым поднимается прямо вверх, к небесам.

Когда боль стала слишком невыносимой, старший мужчина привычным жестом руки оборвал Еву:

– Замолчи, замолчи же наконец, женщина. Ты судишь, как сам Бог. Ты веруешь, что истина следует за человеческим опытом. Меня о дыме учил сам шаман.

Спустя какое-то время она услышала, как муж разговаривает со своим Богом там, под яблоней. Слышала она и ответ его Бога, голос которого ей кого-то напоминал все эти годы. Теперь она уже знала кого: это был голос шамана.

Проснулся Сиф, начал хныкать. Она подняла ребенка, утешила его, приложила к груди. Но когда мальчик начал сосать, Свет как будто покинул ее. Мальчик забеспокоился, отпустил грудь и вновь заплакал.

У входа в пещеру стоял Каин, стройный и высокий. Она увидела его ястребиный нос в профиль, его силуэт на красном вечернем небосклоне и огненный знак на лбу, всегда пылавший, когда он был возмущен. Потом Каин исчез и в эту ночь не возвращался.