Король в изгнании - Джеймс Алан Гарднер

Хиб и остальные этого не понимали. Сколько бы я им ни говорил, что отнюдь не гожусь в генералиссимусы, они считали это лишь проявлением скромности. Так что разговор продолжался, обитатели улья взвешивали все «за» и «против», а я все слушал и слушал, пока до меня наконец не дошло, что я уже ничего толком не воспринимаю. Я лишь смотрел, как шевелятся их рты, вздрагивают их вибриссы, рассекает воздух шип на конце морды Зилипулла.

«Кажется, я уже ничего не соображаю». У меня начала кружиться голова и все поплыло перед глазами; я повел головой из стороны в сторону, чувствуя, как мой череп начинает заполнять странная пустота…

Кто-то встряхнул меня. Советница держала меня верхними конечностями за плечи:

– С тобой все в порядке? – причем говорила весьма громко, словно уже повторяла этот вопрос несколько раз.

– Мне плохо, – ответил я. – Маленькие глазки меня отравили.

Мне вдруг показались смешными собственные слова, и меня охватил приступ неудержимого хохота. А затем словно захлестнуло холодной волной, начинавшейся откуда-то с корней волос и стекавшей по моему лицу. Помню, я подумал:

«Это совсем не по-королевски».

А потом, столь же не по-королевски, я лишился чувств.

* * *

Трудно сказать, когда я бодрствовал, а когда нет. Иногда мне казалось, будто мне снится маленькая мандазарская самочка, которая обнимала меня за шею, и мы оба плакали; но иногда я все же отдавал себе отчет в том, что рядом со мной Советница, которая пытается удержать меня на соломенной подстилке, пока я метался в полубреду. Но все это смешивалось настолько, что я не мог провести границу между сном и бредом.

И все же… Советница, настоящая Советница, была коричневой, как и все обычные самки. Маленькая самочка, являвшаяся в моих галлюцинациях, была ярко-желтой, как королева. «О, принц, – рыдала она, – пробудись и спаси нас всех. Проснись, прошу тебя».

Вероятно, это говорила Советница или один из ее соплеменников по улью. Какая наивная – она полагала, что я способен спасти целый народ.

* * *

Когда я действительно проснулся, в столовой было темно и тихо. Я немного полежал, пытаясь собраться с мыслями. Мандазары оставили меня одного, но, вероятно, находились неподалеку, в соседней комнате, и стоило мне издать малейший звук, как они тут же прибежали бы к своему «принцу».

Нельзя сказать, что до сих пор я вел себя как подобает принцу. Все, что я сделал, – унизил Зилипулла, рассказал остальным, почему я ничем не могу им помочь в их борьбе с вербовщиками, а затем упал в обморок и разлегся на полу столовой. Весьма жалкое зрелище даже для такого бесполезного придурка, как я.

Но, по крайней мере, они не вышвырнули меня из своего дома. Я лежал почти там же, где и упал, – они просто переложили меня на циновку. Протянув руку, я мог коснуться стола с большим полированным изображением королевы Мудрости…

Мысль об этом напомнила мне о миске, из которой я плескал водой в лицо Советнице. Во рту у меня страшно пересохло, вероятно из-за того, что я пропотел насквозь, пока валялся без сознания – вы даже представить не можете, насколько промокла моя одежда. Я сел и придвинулся ближе к столу, надеясь, что мандазары оставили миску на ночь полной. Многие семьи на Трояне поступали именно так, на случай, если кому-то захочется пить.

Миска стояла на месте, но она была перевернута вверх дном. Блестящая поверхность стола вся была залита водой, словно кто-то опрокинул миску и не позаботился о том, чтобы вытереть влагу.

Странно.

В комнате царила почти абсолютная тьма, и лишь слабый звездный свет пробивался сквозь потолок – мандазары настроили свой купол так, что небольшой участок крыши оставался прозрачным. Я едва различал очертания окружавших меня предметов, и пока ничто не предвещало дурного.

– Мозг дома, внимание, – прошептал я. – Можешь дать немного света?

Ничего не произошло – компьютер купола не желал выполнять мои команды. Неудивительно – с чего бы мандазарам перепрограммировать дом так, чтобы я мог им управлять? Но во многих домах компьютеры позволяли кому угодно включать свет. Большинство из них обладали набором команд, считавшихся безопасными для исполнения, даже если они были отданы посторонними: разрешить воспользоваться туалетом и прочими удобствами; сказать, который час. Позволить вымыть руки. Но, возможно, мандазары настолько опасались вербовщиков, что настроили эту систему на полное неподчинение чужим.

Я прислонился к столу, думая, что делать дальше. По крайней мере, по поводу отравления ядом я мог сказать одно – оба раза, после того как проходила лихорадка, я чувствовал себя вполне нормально. Хотя, конечно, относительно – мне хотелось пить и есть, и даже королева Истина не сказала бы, что от меня аппетитно пахнет, но мне, по крайней мере, хватало сил, чтобы стоять не шатаясь. Возможно, следовало бы снова лечь и проспать до утра, но сон явно не шел ко мне.

Что делать? Если я начну бродить в темноте, я могу ненароком что-нибудь сломать. С другой стороны… я подумал об опрокинутой миске. Тому могло существовать множество вполне безобидных объяснений, но тем не менее мне стало несколько не по себе.

Я стоял посреди комнаты, задумчиво покусывая костяшку пальца, когда вдруг с моего запястья раздался громкий писк.

Прошло двадцать лет с тех пор, как я слышал этот писк – личный сигнал бедствия, поданный кем-то находящимся поблизости. Всем, кто поступает на флотскую службу, вживляют под кожу запястья миниатюрный пейджер, так что, оказавшись в какой-нибудь безвыходной ситуации, всегда можно позвать на помощь. Пейджер посылает радиосигнал, который активирует пейджеры у всех находящихся в радиусе нескольких километров, заставляя их издавать пронзительный писк, сообщающий: «Быстрее сюда, товарищ в опасности!».

Последний раз мой пейджер сработал на Трояне, когда Сэм отчаянно пыталась связаться со мной.

Но было уже слишком поздно.

– Советница! – крикнул я во тьму. – Прости, что беспокою тебя, но это крайне важно. Ты можешь включить свет и открыть дверь? Советница! Советница?

Ответа не было.

– Эй! – крикнул я громче. – Эй! Молчание.

– Кто-нибудь меня слышит? Эй, кто-нибудь?

Помещение купола было небольшим и состояло всего из двух комнат. А мандазары спят чутко. Собственно, специалисты до сих пор спорят, спят ли мандазары вообще, или же лишь впадают в легкую дремоту, всегда частично пребывая в сознании. В любом случае, Советница и остальные сразу же проснулись бы от моего крика, не говоря уже о писке, раздававшемся с моего запястья.

Этот звук действовал мне на нервы. Я приказал импланту заткнуться, и писк прекратился. Повисла ничем не нарушаемая тишина – ни звука, ни движения, ни дыхания. Кроме меня, здесь никого больше нет?