Арабские сны - Ирина Лакина

Спустя мгновение обе двери распахнулись, и ко мне навстречу шагнул мужчина, от одного взгляда которого у меня начинали радостно дрожать колени, а в животе проснулись озорные бабочки.

— Что такое, Рамаль Хатун? Уж не врет ли мне мой верный страж? Правду ли ты говоришь? — он улыбнулся и широким жестом развел руки в стороны, отчего края его бархатного, черного с золотой вышивкой кафтана распахнулись, как два крыла.

— Дэрья Хатун беременна, повелитель! Это правда! — сказала я, улыбаясь во все тридцать два зуба, хотя на душе скребли кошки. — Такая радость!

Он расплылся в улыбке и неожиданно притянул меня к себе, заключив в крепкие объятия мое трепещущее от противоречивых чувств тело. Мне одновременно хотелось дать ему коленом в пах, ибо, несмотря на все мое напускное равнодушие, меня сжигали ревность и злоба, и утащить его обратно в покои, закрыться и заняться любовью.

— Ты принесла мне счастливую весть, Рамаль Хатун! Проси чего хочешь!

Повелитель отстранился от меня и выжидающе посмотрел в глаза.

— Чего может желать ваша покорная рабыня, сердце и разум которой принадлежат вам? Ваши желания — это мои желания, повелитель! Я желаю того же, чего и вы, — здоровья будущему наследнику!

Я чуть не подавилась собственными словами и поспешно опустила голову, опасаясь гневного выражения на своем лице.

— Иншааллах, Рамаль Хатун! Иншааллах! — засмеялся он, целуя меня в лоб. — Но раз уж так — то я желаю видеть тебя сегодня ночью!

И, оставив меня стоять перед открытыми дверьми своих покоев, он быстро развернулся и направился в гарем.

С трудом переставляя ноги, я плелась обратно и размышляла о той стратегии поведения, которую мне нужно выбрать, чтобы оставить всех недоброжелателей с носом. Ясно было одно — истерики, приступы ревности и традиционные сцены из привычной мне жизни с криками «да как ты мог?!» или «и этому козлу я посвятила лучшие годы своей жизни!» здесь не прокатят.

Но как урезонить свою беснующуюся гордость? Как обвести вокруг пальца чувство собственного достоинства и при этом не стать самой себе противной? Как закрыть рот, из которого рвутся обвинительные речи и обидные слова?

Задумавшись над этими вопросами, я не сразу уловила быстрый топот шагов, несущийся мне навстречу.

— Рамаль Хатун! Вот ты где! — на выдохе прошептал запыхавшийся Масуд-ага, который, увидев меня, расслабленно улыбнулся, схватился за вздымающийся живот и прислонился к стене.

Похоже, что он бежал за мной от самых дверей покоев Дэрьи Хатун.

— Что такое, ага?

— Иди скорее к себе в покои! Валиде и повелитель тебя там ждут!

Боже! Чем я заслужила такую честь? Неужели будут промывать мне мозги наставлениями — мол, Дэрья Хатун носит ребенка падишаха, и ты должна относиться к ней с почтением и уважением? Этого мне еще не хватало. Я насупила брови и с недоверием посмотрела на главного евнуха.

— А в чем дело? Я в чем-то провинилась?

— О аллах! Зачем так много вопросов! Сказано — сам падишах и сама валиде тебя ждут, глупая! Пошли скорее!

Он отскочил от стены, словно мячик, и резвым плывущим шагом направился обратно в гарем, периодически оборачиваясь и жестом поторапливая меня.

Подол его синего кафтана колыхался, точно волна, гонимая легким бризом. Я усмехнулась. До чего странный тип — столько грации и изящества в движениях не у каждой балерины встретишь, а тут средневековый евнух.

В общей комнате происходило нечто странное. Все девушки выстроились в ряд, как тогда — в первый день, а мимо них, подражая повадкам хазнедар и горделиво задирая подбородок, вышагивала Дэрья Хатун. Позади нее, сложив на груди руки, стояли обе калфы.

Я замерла в дверях, не решаясь войти и обнаружить свое присутствие. Мне совсем не хотелось вступать в перепалку с беременной наложницей, которая возомнила себя пупом вселенной.

Проскользнувший внутрь Масуд-ага обернулся и, заметив мое замешательство, начал активно жестикулировать за спиной у фаворитки, зазывая меня войти. Я лишь отрицательно покачала головой, чем вызвала на его лице бурный протест. Он сдвинул брови и сжал губы, взглядом показывая на левое крыло второго этажа, где и располагалась моя новая комната.

Тем временем, не замечая этой молчаливой перепалки, Дэрья Хатун замерла перед Эленой, рассматривая ее пытливым взглядом.

— Ты! — отрезала она. — Кто такая? Откуда?

— С Крита, госпожа. Я Элена, — ответила гречанка слезливым голосом.

Ой, ну прямо бедная овца! — подумалось мне, — «сами мы не местные, дайте попить, а то переночевать негде».

Притворство девушки вызвало у меня тошнотворный спазм в животе. Подумать только, какая тихоня!

— Как ты здесь оказалась? — продолжила строгий допрос Дэрья Хатун.

— Пираты схватили в порту, когда я рыбу покупала. Привезли сюда и продали в рабство.

Эта хитрая, изворотливая лиса вдобавок к своему печальному рассказу пустила скупую слезу.

От ее слов мне захотелось плеваться. До чего лживая особа! Так и хотелось крикнуть: «Берегись, Дэрья, пригреешь на груди еще одну змею, а она туда же — в постель к Джахану метит».

— Пусть она будет, — заявила моя бывшая хозяйка, обернувшись к калфам, и, заметив притаившегося там Масуд-агу, удивленно вскинула брови: — А ты чего здесь прячешься? Чего вынюхиваешь?

Евнух попятился к лестнице, подергивая уголками рта:

— Что вы, госпожа! Я наверх иду, проверить приготовления в покоях Рамаль Хатун!

Его бледное гладкое лицо напряглось, выдавая внутреннюю борьбу. Бедняге приходилось постоянно врать, чтобы ненароком не попасть в немилость.

— Пошел прочь! Слышать о ней ничего не желаю! — выкрикнула Дэрья, сжав кулаки.

Я инстинктивно спряталась за дверную створку, слушая, как колотится в груди мое сердце. Заглянув в низкое зарешеченное окошко, я увидела, как она в сопровождении довольной Элены поднимается к себе в покои, и только теперь смогла переступить порог общей комнаты.

— Ну, скорее же, Рамаль Хатун! Ты, видно, смерти моей хочешь! — заныл Масуд-ага, вцепившись руками в деревянные гладкие перила каменной лестницы, ведущей на второй этаж.

Я кивнула в знак приветствия Зейнаб-калфе и Арзу-калфе и уже сделала первый шаг на ступеньку, как услышала за спиной незнакомый тонкий голосок:

— Рано радуешься, Рамаль Хатун! На втором этаже полно свободных покоев, а на первом — красивых девушек. Наш падишах молод и красив, он не станет довольствоваться одной наложницей. Этот гарем увидит еще не одну гёзде. Наслаждайся, пока с тобой не случится то же самое, что и с Дэрьей Хатун, хотя ей еще крупно повезло. Повезет ли тебе?

Я спиной почувствовала ее колючий, завистливый взгляд и, не оборачиваясь, ответила громко, так, чтобы все услышали: