Омар Хайям. Гений, поэт, ученый - Гарольд Лэмб

– Тогда оставайся.

– Как же я могу? – Ее губы задрожали. – Они говорят, женщину, которая не выходила замуж, украли, и это дурно. Может, я была слишком счастлива, и теперь мне предстоит молиться в мечети, испрашивая милости у Аллаха, ведь я думала только о своей радости.

Однако Омар даже в мыслях своих был далек от святости мечети.

Слишком красив был рассвет. Солнце вставало над зеленой долиной, освещало темные кипарисы кладбища, а от каждой подушки в комнате веяло тонким ароматом тела Ясми.

Когда девушка не появилась на следующий день, он беспорядочно и небрежно пролистывал свои книги. Неожиданно его внимание привлекла тетрадь с переписанными стихами из книги. Одинокие четверостишия были разбросаны по страницам, подобно цветам среди травы. На чистом листе он записал строчки, пришедшие ему на ум.

Ему подумалось, Ясми обрадуется получить рубай, написанные только для нее одной. С каким удовольствием она рассмеется, как засияют ее глаза, когда она станет учить наизусть эти строчки, чтобы потом повторять их.

Он прекрасно знал, какими неловкими и несовершенными были его рубай, ведь он только записал словами родившиеся у него мысли, а не сочинял специально красивые фразы о любви.

Ясми не пришла ни на следующий день, ни еще через день.

Омар прождал долгие часы у фонтана под платаном. Он сидел у ворот мечети, провожая взглядом каждую закутанную в чаршаф фигуру. Женщины входили и выходили, но Ясми среди них он не увидел.

После полудня он поспешил назад в свою башню, веря, что Ясми уже там и поджидает его, но нашел лишь пустые комнаты.

Тогда он уверил себя, будто его возлюбленная больна, возможно, слишком больна и не может передать ему записку. Он пожалел теперь, что отказался от прислуги, которую предлагал ему Тутуш, он не знал ни одной женщины, которую можно было бы послать в дом лавочника, торговавшего старыми книгами, и получить надежные известия о Ясми, а то и записку от нее самой.

Омар проходил мимо базара по пути в мечеть, когда наткнулся на знакомое рябое лицо и припомнил нищего, промышлявшего на улице книжных лавок. Но на сей раз нищий поспешно отвернулся, словно стараясь не привлекать к себе его внимание.

– Эй, послушай! – Омар схватил его за плечо. – Скажи, видел ли ты… ту, кто всегда говорила со мной у фонтана?

Он недружелюбно прищурился обведенным красным ободком глазом:

– Ту? Головой ручаюсь, господин, я не видел ее, так как ее нет.

Губы Омара едва сумели прошептать:

– Ее нет?

Нищий, умевший читать чужие мысли, заметил, как переменился в лице юноша, и увидел свой шанс получить большую прибыль, нежели от шпионства за этим малым.

– Тс-с, – прошептал он, потянув Омара за рукав. – Я слышал… но я… ослаб от голода и в большой нужде.

Омар механически ощупал пояс и обнаружил, что у него не осталось ни одной монетки. Он подал нищему нетерпеливый знак следовать за ним и стал искать палатку ростовщика, которого знал еще со студенческих лет. То был молчаливый бухарец, сидевший на корточках перед небольшими аккуратными столбиками монет – греческими бизантами, багдадскими дирхемами и медными монетками самого разного размера, даже квадратными, с дырочками, нанизанными на нить.

– Дай мне золотой динар, Назир Бег, – потребовал Омар, – до следующего месяца.

Ростовщик покопался в тяжелом кошельке:

– Это будет стоить тебе серебряного дирхема за каждый месяц.

– Поторопись!

Омар схватил золотую монету и протянул ее нищему, оттаскивая его из толпы.

– Что ты знаешь? Говори правду… только правду.

– Пусть голова слетит с моих плеч, если я лгу! Три-четыре дня назад они побили ту, которую ты знаешь, за то, что ее не оказалось на женской половине. Я слышал, как об этом говорили матери других девушек у фонтана. Хозяином в том доме сейчас брат отца той, кого ты знаешь. Эх, эх! Одного камня достаточно для дома, в котором полно стекол. В гневе пребывал дядя, и как раз тогда, на второй день после случившегося, по воле Аллаха пришло второе предложение о выкупе за нее от торговца тканями Абу'л Заида. Не таков ее дядя, чтобы затягивать с этим, он и не мешкал, на ходу, можно сказать, рвал подковы.

Омар не проронил ни слова, только лицо его помрачнело.

– Уо-алла, – сказал нищий, – они послали за Абу'л Заидом, послали за кади[17]и свидетелями. Мои глаза видели, как все они прибыли, были там и друзья, ели рис цвета шафрана и сладкий свадебный шербет. Мне маловато перепало.

– А она… как она?

Рябой нищий задумался.

– Я слышал, как тот, кто расстилал ковер, говорил, будто видели, как накануне ночью двое мужчин вели ее всю заплаканную домой. Может, она убежала, может, боялась сильно… молоденькие девушки своенравны и капризны, да и невежественны. Но Абу'л Заид, наслышанный о ее красоте, заплатил хорошую цену. Он торговец, у него множество лавок и палаток…

Нищий широко открыл глаза. Омар повернулся и пошел прочь, как слепой проталкиваясь сквозь толпу. Рябой нащупал золотой динар и озабоченно проверил его на звон о камень.

Монета оказалась не фальшивой – звучала правильно и чисто. Вздохнув, он спрятал золотой вместе с серебром, полученным им три дня назад от дяди Ясми, когда нашептал тому, что Ясми бегает к странному юноше, живущему в башне у самого кладбища.

Тогда ему казалось, он сможет извлечь больше выгоды из сделки с дядей девушки, нежели связавшись с самим Омаром либо с Абу'л Заидом. Естественно, после этого дядя запер Ясми и не спускал с нее глаз, тем временем поспешно послав за торговцем тканями.

Но теперь Омар чудесным образом обогатил рябого нищего, одарив его золотой монетой.

Нищий незаметно придвинулся к прилавку ростовщика.

– Эх, – отважился он, – какое безумие помутило твой рассудок, когда ты одолжил этому школяру без учителя, шатающемуся без дела по улицам?

Бухарец прикрыл своей мощной рукой столбики монет и нащупал пальцами нож за поясом:

– Отойди подальше, ты, отец воров. Нечего тут вынюхивать, ты, общипанный петух. Будто не знаешь, как сам Низам ал-Мулк даровал свое покровительство этому самому студенту?

– Палаточнику? Ай! – Нищий застонал, словно разрезанный по живому. Если бы он только знал! Он мог бы получить от Омара вдвое больше, если бы только пригрозил ему рассказать его секрет. Ах, если бы он только знал!

Весь тот день Омар ходил сам не свой. Наполовину ослепший, наполовину оглохший, безразличный ко всему, кроме смятенных чувств, охвативших его. Каким-то образом он добрался до нужной ему улицы и фонтана и до дома. Незнакомый мужчина дяди Ясми вошел в знакомую лавку. Пожилой отец Ясми, пошатываясь, бродил там же, бледный как тень.