Писатели и стукачи - Владимир Алексеевич Колганов

Понятно, что даже широкая известность, столь желанная для литератора, не могла компенсировать обиду и отчаяние. Эти чувства одолевали Кузнецова при создании нового романа, названного им «Огонь». Однако это произведение не впечатлило ни критиков, ни читающую публику.

Летом 1969 года Кузнецов получил разрешение отправиться в Великобританию для сбора материалов о II съезде РСДРП – к столетию со дня рождения Ленина намеревался написать новую книгу. Однако через несколько дней после приезда в Лондон он обратился к властям с просьбой о предоставлении политического убежища. Всё было настолько неожиданно, что поначалу даже в КГБ в это не поверили, предположив провокацию западных разведок. Но вскоре Кузнецов развеял подозрения, заявив, что давно планировал побег и даже вынужден был пойти якобы на фиктивное сотрудничество с КГБ, чтобы получить разрешение на выезд.

Впрочем, фиктивным это сотрудничество не назовёшь, поскольку в свою опасную игру Кузнецов вовлёк несколько приятелей из наиболее известных – Евгения Евтушенко, Василия Аксенова и Анатолия Гладилина. Каким-то образом в списке участников оказались Олег Ефремов и Аркадий Райкин. Однако никто из них даже не подозревал, что стал участником этой игры. Тем более, не догадывались, что ими заинтересовались на Лубянке. Поводом для пристального интереса стало сообщение Кузнецова о том, что известные писатели и актеры задумали издавать подпольный журнал под названием то ли «Искра», то ли «Полярная звезда». И будто бы такая неопределённость вызвана лишь тем, что авторы идеи ещё не пришли к единому мнению по поводу названия. Но в первом номере этого журнала уже намечалась публикация меморандума Андрея Сахарова, академика, а с недавних пор и диссидента.

Надо сказать, что вся эта история со временем обрастала слухами, напоминая анекдот. Как следует из воспоминаний Михаила Качана, в одной из передач на радио «Свобода» Кузнецов будто бы заявил, что добился разрешения на поездку в Англию только после того, как сообщил в КГБ, что Аксёнов со товарищи намеревались взорвать Кремль. Это уже и вовсе ни в какие ворота не влезает…

Зачем вполне успешным людям рисковать своей карьерой, этого никто не смог бы объяснить. Однако после доноса Кузнецова в КГБ ни в чём не повинных литераторов Аксёнова и Евтушенко вывели из состава редколлегии «Юности», а вот Анатолия Кузнецова туда ввели. Об этих событиях в журнале написал в своих воспоминаниях Аксёнов:

«Очередной, а впрочем, кажется, уже и последний кризис потряс журнал в первой половине 1969 года. Вдруг, нежданно-негаданно, Евтушенко и меня исключили из редколлегии. В официальных письмах и его, и меня известили, что это произошло из-за того, что мы небрежно относились к нашим обязанностям. Большая ложь лучше всего себя чувствует на фундаменте из маленькой правды. Все, разумеется, понимали, что за этой акцией стоит что-то другое».

Причину странного поступка Кузнецова пытались понять и на Лубянке. Ничего вразумительного не нашли, однако, по словам писателя, Владимира Батшева придумали версию для зарубежной прессы. Вот как он описывал встречу журналистов с матерью невозвращенца:

«КГБ плохо подготовил мать писателя к встрече с иностранным журналистом, либо она сама вышла за рамки подготовленного ей властями подстрочника. Приведенные госпожой Кузнецовой доводы, согласно которым ее сын «психически расстроен», совпадают с версией, пущенной в ход в Москве неофициальным, но заинтересованным источником».

Готовил или не готовил что-то КГБ, не берусь судить, поскольку свечку при этом не держал. И всё же есть основания предполагать, что мать писателя была права. Во-первых, сказалось пережитое им во время фашистской оккупации. А в 1965 году – новая напасть. Находясь под Киевом, Кузнецов собирал материалы к роману «Бабий Яр» и был так основательно измотан, что в одном из писем написал:

«Я не думал, что кошмары прошлого могут так потрясать по прошествии двадцати с лишним лет. Мне назначен курс восстановления нервной системы на месяц, пока принимаю сильнодействующие лекарства, от которых как-то все ощущения притупились и голова плохо работает. За машинкой сидеть и то трудно».

К этому могу добавить, что вряд ли психически здоровый человек решился бы оклеветать своих друзей, причём без всякого нажима со стороны чекистов. Как мог Кузнецов так подставить Евтушенко, с которым был дружен со студенческих лет? Трудно совместить этот поступок с тем, что было написано через несколько лет, в предисловии к изданию полной версии романа «Бабий Яр»:

«Евтушенко, с которым мы дружили и учились в одном институте, задумал свое стихотворение в день, когда мы вместе однажды пошли к Бабьему Яру. Мы стояли над крутым обрывом, я рассказывал, откуда и как гнали людей, как потом ручей вымывал кости, как шла борьба за памятник, которого так и нет. "Над Бабьим Яром памятников нет…" – задумчиво сказал Евтушенко, и потом я узнал эту первую строчку в его стихотворении».

В качестве оправдания своего доноса Кузнецов заявил, что в «заговорщики» специально записал таких людей, которые благодаря своим заслугам ни при каких условиях не могли бы пострадать. Однако клевету на друга нельзя оправдать ничем, от чувства вины не удастся никогда избавиться, даже если успокаиваешь себя тем, что всё обошлось без огорчительных последствий.

Одной из причин эмиграции на Запад стало желание писателя опубликовать свою книгу без купюр. Напомню, что при публикации «Бабьего Яра» рукопись сильно сократили. Кузнецову удалось вывезти фотокопию рукописи на Запад, и через год её напечатали в издательстве «Посев». Но думаю, что эффект был уже не тот, что после первой, хотя и неполной, публикации. Можно предположить, что ещё одна причина бегства в том, что Кузнецов надеялся избавиться от навязчивых кошмаров, однако они настигли его даже в Лондоне. Он не дожил и до 50 лет.

В намерении сгладить эффект от первых, шокировавших общественность признаний в связях с КГБ, Кузнецов придумывал всё новые аргументы. Газета «Санди телеграф» опубликовала статью Кузнецова, в которой он сообщал, что не знает ни одного писателя в России, который так или иначе не имел бы дел с чекистами. Если речь идёт о «выездных», это совсем не удивительно – даже организованные экскурсанты выезжали за рубеж в сопровождении внештатного агента, не считая нескольких сексотов. В этой статье снова не обошлось без упоминания известного поэта. Кузнецов выразил сомнение в том, что Евтушенко путешествовал по свету, никак не запятнав себя сотрудничеством с КГБ – это всего лишь намёк на обязательный отчёт по результатам творческой поездки за рубеж.

Совсем иначе приключения невозвращенца Кузнецова выглядят в изложении израильского публициста Бориса Брина:

«КГБ потребовало от него написать донос на Евтушенко, считавшегося самым "левым" поэтом времен «хрущевской оттепели» и после