Ужас без конца - Альбина Нури

— Так продолжаться не может, — сказал Ландышев, позабыв, что она понятия не имеет, что он имеет в виду. — Похороны уже были?

Ночью ему пришло в голову: проблема в том, что старик не погребенный. Он неотпетый, неупокоенный — что там еще в фильмах ужасов бывает причиной появления призраков?

Как ни странно, Лидия Борисовна сразу поняла, о чем речь.

— Сегодня, — коротко ответила она. — Я у вас хотела отпроситься, сходить.

— Вместе пойдем. Организуйте все. Благотворительность, понимаете? Это же житель нашего района, ветеран, ну, вы знаете. В пресс-службу сообщите, что церемония будет организована за счет администрации…

Он говорил, не замечая, что тонкие губы секретарши становятся еще тоньше, сжимаясь в нитку, а когда понял, что она не записывает, спросил, в чем дело.

— Я уже все организовала. Алексей Иванович был одинокий человек…

— Тем лучше, — оборвал ее Ландышев, чувствуя себя так, словно Лидия Борисовна его обворовала. Украла шанс избавиться от назойливого призрака. — Напишите сумму, чеки приложите, я вам премию выпишу.

— Но…

— Делайте, как вам говорят! — рявкнул он. — Идите! Про пресс-центр не забудьте!

Женщина развернулась на каблуках и вышла.

Хоронили Сапожкова в двенадцать, за гробом шли несколько таких же убогих, согнутых, дурно одетых стариков и старух — соседей усопшего.

Ландышев с неудовольствием отметил, что они сгрудились возле его секретарши, благодаря ее за участие и помощь, а на него смотрели сердито, перешептываясь о чем-то. Он старался не глядеть в их сторону, бодро рассказывая корреспондентке с телевидения, которую пригласила сотрудница пресс-центра, о том, что администрация района считает своим долгом помогать неимущим жителям, тем более ветеранам.

— Придя на прием, Алексей Иванович знал: мои двери всегда открыты для него, как и для всех граждан. Провожая его в последний путь, мы отдаем дань уважения памяти… — Ландышев растекался мыслию по древу, прилаживал одну фразу к другой, пока не посмотрел на гроб.

А когда увидел, умолк на полуслове.

Старик не лежал, а сидел в гробу. Черный похоронный костюм подчеркивал восковую желтизну кожи, глаза провалились, челюсть была подвязана, но это не помогло. Рот мертвеца открылся, открывался все шире, и Ландышеву послышалось, что покойник говорит: «Врешь! У гроба врешь, подлец!»

— Отстань от меня! — вне себя закричал Ландышев, попятившись. Не удержался, упал в снег и стал отползать прочь, перебирая ногами. — Провались пропадом, сволочь дохлая!

В новостной выпуск этот позор не попал: корреспондентка была прикормленная. Но в Интернет слили снятое кем-то видео, снабдив комментарием о том, что глава администрации был явно нетрезв, и уже через пару часов Ландышеву позвонил сначала мэр, а потом и люди, с которыми шли переговоры по торговому центру.

Мэр не сдерживал эмоций: орал, обзывал алкашом, плевался ядом. Выборы скоро, а тут такое! Бизнесмены сухо выражали недоумение, выказывая сомнение в целесообразности дальнейшего сотрудничества. Ландышев каялся, извинялся, блеял, что это недоразумение.

Придя домой, очень хотел выпить, нестерпимо, но мэр велел прийти к нему к десяти, так что нужно было выглядеть прилично. Жена посмотрела на него долгим взглядом, словно собиралась спросить о чем-то, но промолчала.

Есть не хотелось, было по-прежнему холодно: казалось, вместо крови по венам течет ледяная вода. Леонид Игнатьевич ушел к себе, лег в кровать, не надеясь заснуть.

Лежа в темноте, трясясь от холода и страха, впервые за долгое время думал о том, что ему не хватает рядом жены. Родная душа, человеческое тепло — это, наверное, помогло бы прогнать холод. Но они давно спали отдельно, да и в целом стали чужими, как соседи по коммуналке. Где их прежние разговоры по душам? Когда они в последний раз вместе смеялись над удачной шуткой, смотрели какой-нибудь фильм, обсуждали что-то, что важно обоим?

Ландышеву захотелось встать, пойти к жене, спросить, объяснить, но он знал: она не поймет. Время, когда они были откровенны и искренни друг с другом, прошло. Ниночку он потерял вчера, а жену — много лет назад.

Когда старик снова появился возле него, Ландышев, уже не в силах сдерживаться, заплакал.

Утро принесло новые потрясения.

Лидия Борисовна вошла в кабинет с листом бумаги в руке. Документ оказался заявлением об увольнении.

— Я уже год на пенсии, хотела еще поработать, но поняла: не могу, — проговорила она, когда Леонид Игнатьевич спросил, с чего это вдруг.

— Почему?

Секретарша помялась, а потом прямо посмотрела ему в глаза и произнесла:

— Я много разного тут видела за это время. Но всему есть предел. Вы довели несчастного старика до смерти, а потом у вас хватило совести прийти на похороны и попытаться устроить пиар-акцию на его крови.

— Да что вы понимаете! — возмутился Леонид Игнатьевич.

— Все я понимаю. И не надо на меня кричать. Я больше не ваша подчиненная.

Пока он пытался подобрать слова, бывшая секретарша вышла из кабинета.

Встреча с мэром прошла кошмарно. Едва войдя в кабинет, который шиком и богатством убранства превосходил его собственный, Ландышев увидел сидящего за длинным столом для заседаний покойника.

Мэр его присутствия явно не замечал. Подняв голову, указал ровно на то место, где сидел старик, и сказал:

— Садись, Леонид Игнатьевич.

— Я не… — Он откашлялся, отодвинул другой стул, сел.

Мэр нахмурился.

— Ты пьяный, что ли, опять? Думаешь, если дальше сядешь, не учую?

Ландышев принялся объяснять, что дело не в этом, но нет ничего хуже попыток оправдаться, да и четких объяснений быть не могло. Если заикнуться, что его преследует призрак мертвого старика, это будет его последний день работы в администрации.

Разговора не вышло. Ландышев вел себя как полный идиот. Сидеть рядом с мертвецом и делать вид, что все в порядке, не получалось. Сапожков смотрел на Леонида Игнатьевича, не отводя взора, и от него шли уже привычные волны холода. Ландышев не мог унять дрожь, отвечал невпопад, а в итоге сбежал, сказавшись больным.

Мэр, конечно, остался недоволен, но Ландышев настолько обессилел от всех потрясений, постоянного ощущения холода, бессонных ночей, что ему было все равно.

Думал, хуже быть не может, однако оказался неправ. Надо было поехать на работу, но Ландышев понимал, что не справится. Ему нужно отдохнуть, выспаться, чтобы решить, что делать дальше, что предпринять. Он хотел посоветоваться с женой: все же они были когда-то близки. Если не она, то кто еще способен понять его, помочь?

Открыв дверь, Леонид Игнатьевич увидел жену в прихожей. Она была в пальто и сапогах, а в следующую минуту Ландышев увидел в ее руке чемодан.