Радио «Морок» - Татьяна Мастрюкова

удивительно, так это ряженые чурбачки, которые дяденька Митяй назвал захряпами-наряжухами. Они были в каждом дворе, куда нам удалось заглянуть сквозь разросшиеся кусты. Причем стояли не обязательно в огороде, что было бы логично (отпугивать птиц). Фигуры, упорно ассоциирующиеся у меня с деревянными языческими идолами, торчали то у стены дома, то у забора, то прямо по обеим сторонам калитки.

— Праздник у них, что ли, какой-то? — удивлялась Леся. — С Масленицы, что ли, остались?

— А что? Вполне возможно! Им было жалко сжигать таких замечательных наряженных захряп, и они решили их оставить навсегда.

— Они некрасивые. Жуткие.

Леся неодобрительно помотала головой и чуть не упала, споткнувшись об очередную рытвину на дороге. Вообще-то вся так называемая улица состояла из разъезженной и намертво засохшей буграми и волнами грязи. Сейчас здешние дороги сырыми не были, но я легко представила себе, каково тут после дождя. Наверняка увязнешь и ногу не сможешь выдернуть. Затянет, как болото.

Что-то все время цепляло меня, пока мы глазели по сторонам. Что-то ускользающее, но неверное, неправильное. Дошло, только когда Леся неодобрительно проговорила:

— Вообще, что за манера не писать номера домов? А вдруг я заблужусь? Что вот это за улица? Как называется?

— Где ты заблудишься, на этой целой одной улице? — фыркнула я.

Но действительно, ни на одном из домов, ни на заборах, ни на каком-нибудь указателе (хотя тут не было никаких указателей) не нашлось ни номера, ни названия.

— А как почта их находит? — продолжала возмущаться Леся. — Разве это законно, без адреса быть?

— Да они небось сто лет на одном месте живут и ничего не меняют. Помнишь, тетка-продавщица сразу спросила про дяденьку Митяя. Вот у них есть дом дяди Митяя. Почтальон тоже наверняка местный, знает, кому нести письмо: «Жабалакня, Митяю».

— Или им никто не пишет, — мстительно предположила Леся. — Так им и надо!

Мы бы и внимания не обратили, если бы идущая навстречу женщина вдруг странно не заметалась в явных попытках скрыться. Это была та самая хамская тетка в калошах, Клавдия Матвеевна из Сырых Дорог! И малиновый берет лепешкой тот же!

Вот так встреча! Что она здесь делает?

Тетка, как только поняла, что замечена, каким-то суетливым движением рванула с дороги в сторону кустов у завалившегося забора. Не раздумывая, мы с Лесей кинулись за ней. Просто из вредности, раз она попыталась скрыться. Взрослый человек — от нас, девочек.

На самом деле ни одна из нас не собиралась по своей воле вступать в контакт ни с одним из местных. И уж тем более с этой! Повторюсь, мы рванули за мерзкой теткой просто из чувства противоречия, чтобы отомстить за маму.

Но то ли тетка знала тайные тропы, то ли была очень шустрой, только мы ее не догнали.

Ну не через забор же она сиганула! Все-таки уже не молодая. И малиновый берет, по идее, легко было разглядеть сквозь скудную зелень, но, однако, он нигде не наблюдался. Пропала прямо как тот гопник. Местная особенность, что ли, — растворяться в заборах?

Пока я размышляла о невероятной скорости злобной Клавдии Матвеевны, Леся уже переключилась на свою любимую тему — живую природу.

— Ты посмотри, какая жаба! Противная, но хорошая! Огромная какая. Разве они уже проснулись? Разве жабы вылезают в конце апреля?

Сестра уже сидела на корточках над действительно внушительным земноводным. Неужели у нас в природе водятся такие великанши? Как бы то ни было, жаба однозначно была привлекательнее тетки.

— Посмотри в интернете, что там с вылезанием, — посоветовала я, присаживаясь рядом.

Лесино лицо мгновенно приняло осуждающее выражение:

— Я не собираюсь тратить мобильный интернет на такую ерунду!

Ой-ой-ой, какая экономная! Я хмыкнула, потянулась было за своим телефоном, но передумала и сменила тему:

— Если тут такие экземпляры водятся, понятно, почему деревню так назвали.

Леся уже старательно примеривалась, чтобы сфотографировать жабу на телефон, но та в самый ответственный момент внезапно подпрыгнула ей чуть ли не в лицо.

Мы с сестрой одновременно вскрикнули, отпрянули (хотя мне-то что), а жаба, явно довольная собой, издав какой-то кашляющий звук, переваливаясь с боку на бок, ушлепала в сухую траву.

Снимка не получилось. Я нервно рассмеялась, а Леся так испугалась, что побледнела и только молча смотрела на меня огромными круглыми глазами. Мы, не сговариваясь, развернулись и отправились к участку дяденьки Митяя, в который раз радуясь, что его рыжая «копейка» прекрасно играет роль маяка для отвратительно ориентирующихся на местности людей вроде нас с Лесей.

Мы открыли калитку и прошли по тропинке, как у себя дома. Будто всегда так ходили. Никого не ветретили, только ветерок пробегал по головкам одуванчиков, заставляя их покачиваться волной то туда, то сюда. Красиво. Скучно...

И то же отвратительное ощущение, что за тобой следят.

Мама полулежала на кровати с мокрым платком на лбу. Очки она сняла и положила на тумбочку, из-за этого лицо ее казалось каким-то беззащитным. Первое, что она сообщила, увидев нас:

— Мне Дмитрий Афанасьевич зачем-то рассказал, что кошкалачень — это кошка-оборотень. Можете себе представить, а? Был ли кот в сапогах кошкалаченем? Я вообще не понимаю, почему я об этом теперь все время думаю. И зачем он мне про оборотней рассказывал? Просто пришел и рассказал. Таблеток я не нашла, и у хозяев нет. И аптеки, разумеется, в Жабалакне нет как класса. Посоветовал зато капустный