Четыреста килознаков - Татьяна Рябинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наскоро смыв макияж и почистив зубы, я влезла в ночную рубашку и легла. Нога мерзко ныла, в голове шариками пинг-понга скакали мысли.
Ник. Алена. Книги. Снова Ник.
От одного воспоминания о том, как мы танцевали, отголоски пожара прокатывались по всему телу мягким теплом. Теперь я уже не сомневалась, что все будет — и будет на высшем уровне. Танец, который удался, — это, по сути, уже прелюдия к сексу. За четыре года с кем я только не танцевала на таких вечеринках. Сначала, когда еще училась, с одним Захаром, но базу освоила быстро и уже не пугалась других партнеров. Дальше все зависело от каких-то внутренних частот. Иногда с кем-то по технике получалось грязновато, но некие флюиды перетекали туда-обратно, и тогда Захар, глядя со стороны, явно начинал нервничать. А иногда все выходило идеально, но сухо и холодно.
Так, как с Ником, не было еще ни с кем. Будто танцевали вместе не один год. И не только танцевали.
Здравый смысл шептал из уголочка, что не сексом единым… С Витькой у нас тоже получился вполне так пожар. Но с ним с самого начала все стало ясно, он был прозрачен, словно хорошо вычищенный аквариум: все рыбки, водоросли и улитки как на ладони. А вот Ник так и оставался для меня закрытым сейфом. То, что я узнала о нем, было как кусочки пазла. Всего несколько кусочков из большой картинки, и я даже приблизительно не могла угадать, что на ней может быть изображено.
Тем было интереснее.
Глава 13
Проснувшись в половине десятого, я спохватилась, что так и не включила звук. Дотянулась до телефона и обнаружила отправленное в начале пятого сообщение:
«Спокойной ночи. Или утра. Спасибо».
Мур-р-р!
«Утречка! Извини, только сейчас увидела. Тебе спасибо».
«Как нога?» — тут же прилетело в ответ.
Откинув одеяло, я проинспектировала лодыжку. Под повязкой, разумеется, ничего не увидела, но ныло не меньше, чем ночью.
«Болит, зараза».
«Лежи».
«Угу».
Галочки поголубели, но ответа не последовало.
Да, лежи. Конечно. У меня, наверно, завалялась персональная сиделка в хозяйстве. Алена на эту роль точно не годится.
Кстати, что там Алена-то? Ушла в институт?
Я прислушалась, но не уловила ничего, кроме обычных признаков жизнедеятельности многоквартирного дома: где-то заходилась, подпрыгивая в отжиме, стиралка, где-то гудел лифт.
Барышня лежала на тахте под пледом и смотрела в потолок. С заплаканными глазами. По протоколу я не должна была ни утешать, ни спрашивать, пока сама не начнет жаловаться.
— Тебе не надо на занятия? — с трудом нагнувшись, я вытащила вилку ноутбука из розетки.
— Зачетная неделя, — безжизненно прошелестело в ответ. — После обеда пойду.
— Завтракать будешь?
— Буду.
Все познается в сравнении. Сначала ты просыпаешься и думаешь, что сорок — это глубокая дряхлость, эх, где мои двадцать. А потом ковыляешь с костылем и понимаешь, что обычные сорок, которые без костыля, — это очень даже молодость и здоровье.
Кое-как управившись с утренней рутиной, я пожарила омлет и закинула капсулы в кофемашину. Алена села за стол, вяло поковырялась в тарелке, отпила кофе.
— Ма, ну что за жопа? Ну почему все так?
Вот тут я как раз могла сказать многое. Конечно, для каждой мамки своя кровиночка самая любимая и прекрасная, но, подходя объективно, нельзя было не признать: Алена та еще душнила, не хуже папочки. Ее первый парень Сергей продержался полгода. С Виталиком они познакомились год назад, семь месяцев жили вместе, но, несмотря на его темперамент черепахи, ругались так, что тряслось небо. Выслушать противную сторону у меня возможности не было, однако за Аленкиным «а чего он» явно просвечивало невысказанное «а чего она».
— Мам, я по пять раз повторяю одно и то же, а он как будто не слышит.
Ясное дело, ей хотелось сочувствия и осуждения негодяя, и в другой раз я наверняка покивала бы, но тут не выдержала.
— Ален, он не не слышит, а не слушает. Чуешь разницу? Знаешь почему? Потому что ты повторяешь по пять раз. Зачем ему слушать, если ты потом еще раз скажешь? И еще раз? Психика ставит блок, чтобы не перегреваться. Не надо повторять. Сказала один раз, не услышал — сам себе злобный буратин.
— То есть, если я попросила помыть посуду, а он не услышал, мыть самой? — Алена по-кошачьи сощурилась.
— Зачем? Не мой. Когда кончатся тарелки, наверняка его это удивит. Тогда можно и сказать: я тебя попросила, а ты не услышал.
— Ага, прекрасно. Разводить тараканов, пока не закончатся тарелки. Отличный совет. Спасибо, мамочка. Ты, конечно, эксперт. И почему только от тебя два мужа сбежали?
Она бросила вилку, ушла к себе и хлопнула дверью.
Два мужа? Ну, от первого, допустим, сбежала я. Потому что он был таким же занудой, из-за чего мои чувства к нему постепенно задохнулись. Верно сказал отец, все остальное — это только поводы. А вот почему сбежал второй, тут уже вариативно. Возможно, потому, что душной была как раз я — со своим агрессивным ЗОЖем. Но разве кто-нибудь учится на чужих ошибках? И на своих-то далеко не все. Сейчас я, по крайней мере, это понимала.
Убрав со стола и помыв посуду, я устроилась в спальне-гостиной с ноутом. Раньше так и писала, но за последние месяцы настолько привыкла работать за Аленкиным столом, что теперь никак не могла сосредоточиться. Да и в целом настроение было совсем не писучим. Я уже зарядила таймер авторской группы на неделю вперед, ответила на читательские комментарии, просмотрела все чаты. Дальше отлынивать было некуда. Но ни Аркаша, ни Жанна никак не включались. Нина — тем более. Пришлось применить «лопату» — тот самый копирайтерский способ, когда пишешь поток сознания, пока не втянешься в процесс.
Минут через десять невструической хрени я плавно свернула на описание новой Аркашиной антропофелины. Помимо хвоста и ушей, характерной особенностью этих тварей был бюст как минимум десятого размера. Когда я кормила Аленку, мой раздулся до пятого, и это был ад. Но любители кошкодевок утверждали, что у них особая анатомия, избавляющая и от обвисания, и от растяжек вокруг сосков, и от болей в грудном отделе позвоночника. Новая кошечка должна была стоить Феликсу — так звали героя — потерянной жизни и отката на два уровня назад, но он, рассчитывая заполучить ее в свою коллекцию, разумеется, об этом не подозревал.
Закончив проду и выложив ее на растерзание читателям,