Любовь красного цвета - Салли Боумен

Женщина прошла через деревню, миновала кладбище, старую норманнскую часовню, богадельню и высокую каменную стену, ограждавшую сады здешних поместий. В коттеджах уже зажглись окна. На сердце у Шарлотты стало веселее, ей страстно захотелось поскорее очутиться дома – со своими детьми, мужем и друзьями, чтобы сумерки превратились в еще один счастливый вечер, когда они все вместе будут сидеть возле уютного огня.

В поселке Шарлотте попались только две школьницы в форменных костюмчиках. Одну из них Шарлотта хорошо знала. Ее звали Кассандра, и время от времени по просьбе Шарлотты она сидела с Дэнни. Ее мать была смазливой разведенной бабенкой, Шарлотта терпеть ее не могла. Рядом с Кассандрой, как показалось женщине, шагала Майна – девочка, недавно переехавшая сюда вместе с родителями. Шарлотта пригласила на сегодняшнюю вечеринку несколько местных семейных пар, в том числе и родителей Майны. Отец девочки был начальником находившейся неподалеку базы ВВС.

Женщина поздоровалась с обеими девочками, но, к ее удивлению, те никак не отреагировали на ее приветствие. Кассандра, более высокая, чем подруга, перешла на бег, и до Шарлотты донесся их заливистый смех. «Какая невоспитанность!» – с раздражением подумала Шарлотта. Кассандра, как и ее мать, и раньше отличалась грубостью манер, а вот Майна – тихая маленькая Майна, мама которой всегда выглядела такой робкой и несчастной, – производила впечатление вполне воспитанной девочки.

Шарлотта сердито пожала плечами и ускорила шаг. Уже подходя к дому, она увидела, как маленький черный автомобиль, проскочив поначалу мимо ворот, остановился, дал задний ход и въехал на подъездную дорожку, едва не своротив одну из створок. К тому времени, как Шарлотта загнала кур в надежный сумрак курятника и, пройдя через оранжерею, вернулась в дом, Линдсей и Джини уже расположились на кухне, в которой витал соблазнительный аромат свежеиспеченного хлеба.

Линдсей держала на руках Дэнни и была занята разговором с Джесс, которая уже собиралась уходить, Джини с мрачным выражением лица и пустым взглядом сидела за кухонным столом. Шарлотта даже не сразу узнала ее. Линдсей предупреждала о произошедших с ее подругой переменах, но на поверку они оказались столь разительными, что Шарлотта, не видевшая Джини после возвращения из Сараево, просто растерялась. Когда-то Шарлотта считала Джини самой красивой женщиной из всех, кого знала. Остатки этой красоты угадывались и сейчас, однако лицо утратило краски и стало безжизненным, некогда удивительно пышные серебристые волосы поредели и потеряли блеск.

Шарлотта издала невольное восклицание, но тут же перехватила предостерегающий взгляд Линдсей и взяла себя в руки. С трудом выдавив улыбку, она поспешила навстречу поднявшейся со стула Джини и с горячностью обняла ее. Джини также обняла ее, но тут же мягко отстранилась. В этот момент Шарлотта заметила, как в ее глазах блеснули слезы, но Джини – гордая и замкнутая – тут же отвернулась в сторону. Пробормотав какое-то надуманное оправдание, она взяла свою сумку и вышла из кухни.

Шарлотта повернула к Линдсей расстроенное лицо. Ей не терпелось узнать, что могло вызвать в молодой женщине такие разительные перемены, однако Линдсей не проявила желания обсуждать эту тему и уклонилась от каких бы то ни было объяснений.

* * *

– Это была Шарлотта Фландерс? – спросила Майна подругу, как только за их спинами с шумом захлопнулась дверь.

Кассандра деловито нажимала кнопки на панели, приводившей в действие охранную сигнализацию, установленную в доме ее матерью. Она в нужном порядке нажала несколько кнопок, и противное пиканье прекратилось.

– Та, с четырьмя злобными псами и как всегда беременная? Да, это она.

– О, Касс! – Майна сняла форменную школьную курточку и аккуратно повесила ее на вешалку. – Мы должны были с ней поздороваться. Она – хорошая. Она так помогла моей маме…

– Конечно, конечно, хорошая, – нетерпеливо отмахнулась Кассандра. – Только болтливая. А у нас нет времени, Майна. К тому же она все время пристает с расспросами: как твоя мамочка, где твоя мамочка? Зачем врать чаще, чем в этом есть необходимость!

– Не знаю. – На бледном личике Майны читалась нерешительность. – Я чувствую себя виноватой. К тому же мои родители сегодня вечером идут к ней в гости. А вдруг она скажет, что встретилась с нами?

– Ну и что? Даже если скажет? Они и так знают, что ты собралась ко мне.

– Но не так рано. Если она проговорится о том, в котором часу встретилась с нами, моя мама сразу почует неладное. Она поймет, что мы слиняли из школы.

– Да ладно тебе! – беззаботно бросила Кассандра. – Она и не вспомнит, что видела нас. А если твоя мама станет тебя завтра допрашивать, придумаешь что-нибудь. Скажешь, что одна из учительниц заболела. Кому какое дело! К тому времени это уже не будет иметь никакого значения.

– А если мама позвонит сюда сегодня вечером?

– Если позвонит, наткнется на автоответчик. Надеюсь, ты не забыла: мы поехали в Бас, в театр. С моей мамой. Путь туда неблизкий, после спектакля встретили друзей и поужинали с ними, а потом мама привезла нас обратно. Твоя мать считает, что раньше полуночи мы не вернемся. Ну, хватит, Майна, мы все это уже сто раз обсуждали. У нас – идеальное алиби, его не сможет расколоть даже твоя мама.

– А если кто-то из гостей у Шарлотты Фландерс проговорится, что твоя мама – в отъезде? Вдруг она сказала кому-нибудь, что уезжает в Нью-Йорк?

– Черта с два! Она плевать хотела на соседей, – дернула плечиком Кассандра, – и называет их всех «крестьянами». Тем более, что она улетела неожиданно. И вообще, Майна, кончай трепаться и поторопись! Займись северным крылом, а я возьму на себя южное. Задерни везде шторы, включи свет. Дом должен выглядеть так, будто в нем кто-то есть. Потом – поедим и переоденемся. Расслабься, Майна. Встречаемся на кухне через пять минут.

Кассандра побежала по широкой лестнице наверх. Майна, еле передвигая ногами, последовала за подругой. Она пыталась убедить себя, что и на этот раз все обойдется. В конце концов, Кассандре уже приходилось бывать на подобных сборищах: прошлым летом – в Глэстонбери, накануне Рождества – под Челтенхэмом. Сегодняшнее у Кассандры – третье, и, по ее словам, каждый раз это было просто классно!

Впрочем, Кассандре было проще – с такой-то матерью. Ее мать никогда не интересовало, куда ушла дочь, во сколько она вернулась, она спокойно оставляла ее без присмотра в огромном загородном доме, никогда не звонила, чтобы выяснить, дома ли дочка, а на шестнадцатилетие дочери подарила ей прагматичное наставление: «Старайся избегать сильных наркотиков. Используй презервативы. И помни: большинство мужчин – дерьмо».

Майна поднялась по лестнице и оказалась в анфиладе роскошных спален. Они словно рекламировали мастерство хозяйки дома, являвшейся известным дизайнером интерьеров. Майна послушно включила все лампы, задернула дорогие портьеры. Ее собственная мама никогда в жизни не дала бы ей подобного совета. Она, похоже, даже забыла о том, что дочери через несколько месяцев тоже исполнится шестнадцать, и продолжала обращаться с Майной так, будто та все еще была десятилетней девчонкой. Она переживала по поводу всего: парней, вечеринок, транспорта, курения, выпивки. Она рассматривала окружающий мир, как полное опасностей пространство, в котором ее дочь подстерегают тысячи ловушек. Несколько раз она пыталась объяснить Майне природу этих опасностей, но в конце концов всегда краснела и умолкала смущенно. Больше всего она боялась секса и наркотиков, боялась даже самих этих слов и поэтому предпочитала говорить о «мальчиках» и «всякой дряни». Время от времени она вырезала из газет заметки о нежелательной беременности или последствиях пристрастия к героину и втихомолку подкладывала их на письменный стол дочери. Эти уловки были столь наивными, что просто бесили Майну. Она комкала найденные вырезки и швыряла их в мусорное ведро, не читая.